Рассказчица

– Как ты и сказала мне. – Слеза скатилась по ее щеке и упала на простыню между нами. – Встала на колени.

Когда Рубина отправили в рабочий лагерь, Бася с ребенком перебрались к нам. Все было как в старые добрые времена, сестра спала со мной в одной постели, только теперь между нами, как маленький секрет, лежал мой племянник. Мейер учился различать цвета и повторять голоса животных, которых видел только на картинках. Мы все говорили, какое он чудо, как будет гордиться Рубин своим сыном, когда вернется домой. Мы говорили об этом так, будто ждали его появления со дня на день.

Рубин нам не писал, и мы придумывали разные объяснения этому. Он слишком устает, он слишком занят. У него нет бумаги и карандаша. Почтовая служба не работает. Только Дарья оказалась достаточно храброй, чтобы сказать вслух то, о чем мы все думали: может быть, Рубин не пишет нам, потому что он уже мертв.

В октябре 1941-го мы с Дарьей отравились какой-то едой. Ничего примечательного в этом не было, учитывая качество продуктов; удивительно, что этого не произошло раньше и что мы обе все еще были достаточно сильны и встали с постелей после двух дней непрерывной рвоты. Но к тому моменту нашу работу по доставке уже отдали другим людям.

Мы явились на Лутомиерскую улицу, чтобы нам дали направление куда-нибудь еще. Вместе с нами в очереди стоял мальчик, который ходил в нашу школу. Его звали Арон, и он имел привычку насвистывать, не замечая этого, когда писал контрольные, из-за чего ему всегда попадало. У него был зазор между передними зубами, из-за высокого роста он сутулился, и фигура его напоминала вопросительный знак.

– Надеюсь, меня не отправят в пекарню, – сказал Арон.

Я ощетинилась.

– А что плохого в пекарне? – На ум сразу пришел отец.

– Ничего. Это просто слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Как чистилище. Очень жарко зимой, и вокруг уйма еды, которую тебе нельзя есть.

Я с улыбкой покачала головой. Мне нравился Арон. Внешне не особо привлекательный, он умел рассмешить меня. Дарья, которая разбиралась в таких вещах, сказала, что он был ко мне неравнодушен, вот почему всегда оказывался рядом и придерживал дверь, когда я выходила из школы, и провожал меня в гетто сколько мог, прежде чем свернуть к своему дому. Однажды Арон даже отдал мне кусок своего хлеба во время школьного обеда, что, по словам Дарьи, в наши дни можно было расценить как предложение руки и сердца.

Арон был не герр Бауэр. И даже не Йозек, если уж на то пошло. Но иногда, лежа рядом с Басей и Мейером в постели, когда они засыпали, я прикладывала руку к губам и думала, каково бы это было – поцеловаться с ним? Я не сходила по нему с ума, но меня поражало, что кто-то может смотреть на девушку в заношенной одежде, грубых ботинках, со свалявшимися волосами и видеть в ней красавицу.

В очереди стояли дети не старше десяти лет и старики, которые не могли держаться на ногах без опоры на соседей. Родители научили меня, что́ нужно говорить, чтобы меня направили к отцу в пекарню или к матери на швейную фабрику. Иногда, давая разнарядки, чиновники учитывали ваши способности или предыдущий опыт. А иногда просто отправляли куда придется.

Дарья схватила меня за руку:

– Скажем, что мы сестры. Тогда, может, нам снова дадут работу вместе.

Едва ли нам это поможет. К тому же подошла очередь Арона. Я поглядывала из-за его тощей фигуры на сотрудника за столом, который быстро нацарапал что-то на листке бумаги и отдал его Арону. Тот повернулся к нам с улыбкой на лице:

– Текстиль.

– Ты умеешь шить? – спросила Дарья.

Арон пожал плечами:

– Нет, но, очевидно, придется научиться.

– Следующий.

Командный голос прервал наш разговор. Я подошла к столу, увлекая за собой Дарью.

– По одному, – сказал сидевший перед нами мужчина.

Тогда я встала впереди Дарьи:

– Мы с сестрой умеем печь. И шить…

Он уставился на Дарью. Но что тут такого, на Дарью все таращились, уж больно она хороша. Мужчина указал нам на грузовик, стоявший в углу площади:

– Будете работать там.

Я запаниковала. Люди, покидавшие гетто, как Рубин, не возвращались.

– Прошу вас, – взмолилась я. – Пекарня… магазин конской упряжи. – Я пыталась придумать работу, за которую никто не хотел браться. – Я готова даже копать могилы. Только, пожалуйста, не отправляйте меня из гетто.

Мужчина посмотрел мимо меня и крикнул:

– Следующий!

Дарья заплакала:

– Прости, Минка, если бы мы не попытались остаться вместе…

Не успела я возразить, как один из солдат схватил Дарью за плечо и затолкал в кузов грузовика. Я залезла туда вслед за ней. Там сидели девушки примерно нашего возраста, кое-кого я знала со школы. Некоторые казались испуганными, другие – безразличными. Никто не разговаривал. Я решила не спрашивать, куда нас повезут. Вероятно, мне не хотелось слышать ответ.