— Тпру-тпру! — ласково шепнул в ухо лошади Пляши-нога, заматывая повод за скобу двери и почесывая шею лошади, скосившей на него глаза.
— Мужик с бабой спят… пьянехонькие!.. — шептал из конюшни Уповающий. — Я мазницу нашел… Оболью дегтем их, дьяволов! ей-богу же, оболью!
Минуты через две у двери конюшни стояли три лошади и около них суетились друзья. Пляши-нога взнуздывал Казака, шепча ему ласковые слова и дуя в ноздри, а Уповающий, кинув свою шинель на спину мохнатой башкирки, хлопотал около толстого, флегматичного битюга.
— Айда! — скомандовал Пляши-нога, взлетая на лошадь.
— Пошли! — ответил Уповающий и, держа битюга на поводу, проворно оседлал башкирку.
Они тихо и осторожно проехали огородом, спустились в балку и, покружив степной целиной, выбрались на узкую дорогу.
— Скачем! — сказал Пляши-нога.
— Погоди! — поравнялся с ним Уповающий. — Нам надо бы к утру, а то к полдню хоть показаться в селе, чтобы на нас не думали. Ты как?
— Я прямо в Балту поеду…
— Друг! Что ты?! Мимо железной дороги?! Такую даль! Разве можно?.. К Исачке сведем, а потом назад, пятнадцать верст всего…
— Зачем мне назад? — задумчиво говорил Пляши-нога, похлопывая коня по шее и почесывая ему между ушей.
— Да ведь улика! коли тебя нет, лошадей нет — значит…
— А мне наплевать! — махнул рукой Пляши-нога.
— А накроют? А изувечат?..
— Н-ну!.. — и Пляши-нога сардонически свистнул.
— Ах ты, господи! Вот несручный человек! Ничего-то он не может порядочно сделать!.. — с тоской воскликнул Уповающий. — Сеня! Сведем к Исачке, ради господа! Послушай, чай, меня! а? Ведь это что же?
— Ну, да чёрт с тобой? Ну, к Исачке! А назад я не ворочусь, буду сидеть с конем… У Исачки буду, пока конь там будет…
— Ну, вот! — радостно сказал Уповающий. — Айда!.. — И они поскакали степью. Было темно и тихо. Топот трех коней звучно плыл по степи к небу, закрытому тяжелыми облаками, из которых уже начинали падать крупные, пока еще редкие, капли дождя. Где-то далеко резал воздух тонкий, печальный свисток локомотива…
— Сеня! дождь сейчас прыснет! Вот так славно — Николавна! ей-богу! Следы-то смоет… а, Сеня?
Пляши-нога не отвечал. Он скакал впереди товарища. Склонясь к шее коня, обняв ее одной рукой, он прижал к ней свою щеку и, держа повод в другой руке, говорил не то коню, не то Уповающему.
— Ишь, выкрасили коня… изуверы! Я два года за ним ходил! Го-го!.. Помнишь меня! В Таврии-то ты был, а? краса-авец мой!.. Два месяца в неволе был у немца из-за тебя… Казачина!.. Гоп-гоп!.. Яков, ах, и рад я!.. Будто с любовницей… с другом-товарищем встретился… право!
Конь встряхивал ушами, взмахивал гривой и тихонько ржал, как бы понимая ласковую речь. Он шел крупной рысью, свободно и легко вскидывая тонкие, стройные ноги, и весело взмахивал хвостом. Ему всё хотелось пойти вскачь, и он то и дело порывался вперед широкой грудью и задорно фыркал, нервно встряхивая ушами, но Пляши-нога сдерживал его. Тогда на момент конь сбивался с рыси и, ловко перебрав пружинными ногами, снова ровно брал ею пространство, покачивая на своем хребте высокого всадника в заломленной набекрень мохнатой бараньей шапке, прильнувшего к его шее. Дождь усиливался. Капли падали чаще, и вся степь заговорила глухим дробным звуком, который как будто торопился рассказать что-то и, всё усиливаясь, превращался в неразборчивый, тоскливый и недовольный ропот. Далеко где-то рычал гром и небо порой вспыхивало голубоватым пламенем. Но всё было как-то слабо и изнеможенно, кроме коней и двух оживленных удачей всадников.
— Идет дождичек! Лупит, батюшка! Чешет, миленький! — балагурил во тьме, становившейся всё гуще, Уповающий. От этой тьмы широкое пространство степи всё суживалось, наполняясь ею, и вокруг друзей образовалась как бы черная яма, покрытая облаками. Она тоже подвигалась вместе с ними вперед, но была так мрачна и узка, что, казалось, двое друзей никогда не выйдут из ее неосязаемых стен… Ветер раздувал полы свитки Пляши-ноги, и это давало его коню черные крылья. А всадник всё говорил ему в ухо ласковые речи:
— Разве на таком коне толстому сквалыге-немцу гарцовать?.. Он и ездить-то не умеет, кроме как шагом… жирный боров! Еще раз я видел, он коня хлыстом огрел… Я бы ему за это дал!.. да руки связаны были. Яша, помнишь немца на этом Казаке? Ах, чёрт сиплый! как бы лягушка на соколе… Эх, я тебе найду хозяина!.. Ого-го-го!.. родной мой! Ого-го-гей!.. О-гей! — и Пляши-нога кричал и чмокал губами, всё похлопывая коня по шее.
— Приехали, Сеня! прискакали! наддай рыси, друг! — кричал Уповающий.