Разворот на восток

– Сливки сливкам рознь, – парировал адмирал Ларионов. – Иногда на поверхность общественной жизни всплывает совсем не тот продукт, который хотелось бы видеть на обеденном столе. Ветераны – это ведь не самые богатые и не самые знатные, а те, кто больше других сделал для существования и развития вашей страны. И вообще, диктатура – это явление временное, по мере смягчения народных нравов будет меняться и политика внутри страны.

Пока фельдмаршал Смэтс с адмиралом мило беседовали, из второго джипа вылезли три американских литературных дарования (спецкоманда президента Рузвельта по организации Совладения) и тихонько встали рядом с главными персонами. И хоть сомнения в осуществимости этой затеи, причем с обеих сторон, были достаточно велики, работа в этом направлении не останавливалась ни на секунду. В этой поездке Роберт Хайнлайн и его товарищи хотели посмотреть, как русские из будущего и их большевистские подопечные будут взаимодействовать с младшими партнерами некоммунистического толка. Это был очень важный момент. По всем их расчетам выходило так, что если дядя Джо успешно завершит то, что уже начал, то США очень быстро, в пределах пары десятилетий, потеряют возможность играть в соревнование двух систем на равных условиях. А все потому, что советская многоукладная экономика, сочетающая достоинства плановой и рыночной, будет все время обходить оппонента на поворотах. Но пока что отчеты, которые Роберт Хайнлайн отсылал в Белый Дом, были достаточно положительного толка. Дополнительную важность этим изысканиям придавало сходство этнокультурных доминант буров и белых американцев англосаксонского вероисповедания.

И тут адмирал Ларионов заметил существование своих американских друзей.

– Роберт, а каково твое мнение по обсуждаемому вопросу? – строго спросил он, как преподаватель у талантливого, но нерадивого студента. – Ведь ты же у нас закоренелый демократ…

– Это я-то демократ? – воскликнул Хайнлайн. – Да ни в коем случае! До тех пор, пока не изжиты демагогия, воинствующее невежество, агрессивное сектантство, пещерный национализм и прочие общественные пороки, чистая, ничем не замутненная демократия раз от разу будет приводить к власти таких отъявленных уродов, что нормальным людям останется только бежать из страны или бороться против их власти с оружием в руках. Тут, мистер Ларионов, я на вашей стороне и на стороне мистера Гроббелаара. Возможность заниматься политикой должна быть не правом каждого, а привилегией достойных, а иначе вы будете иметь такую же картину, как у нас в Америке, когда президент не может провести через демократически избранный Конгресс необходимые для страны законы…

В этот момент дискуссии на политические темы неожиданно прервалась, потому что Пит подвел Геерта-старшего к своим гостям.

– Знакомься, отец, – сказал он по-английски с затаенной гордостью, – это наш премьер-министр фельдмаршал Ян Смэтс, а это русский адмирал Ларионов – один из тех, кого иногда зовут «старшими братьями», а иногда «господними посланцами». Именно эти люди помогли господину Сталину низвергнуть в прах нечестивую империю Адольфа Гитлера и убедили своего вождя добиться от короля Георга предоставления независимости нашей Южной Африке.

– С Яном Смэтсом я был знаком еще в старые добрые времена, когда он еще не был британским фельдмаршалом, – скрипучим голосом ответил Геерт-старший. – Тогда мы вместе сражались за свободу нашего народа, в то время как теперь наши места по разные стороны баррикад. Увы, сейчас я не могу ни пожать руку этому человеку, ни пригласить его в свой дом. Твой второй гость гораздо интереснее. Тогда, сорок лет назад, многие русские добровольно приезжали сражаться за нашу свободу, и не их вина, что победа тогда осталась за британцами. С тех пор я слышал о русских и хорошее, и плохое, но если они, как ты говоришь, вывернули руки британскому королю, чтобы тот отпустил нас, буров, на свободу без всяких обязательств, то тогда любой из них будет желанным гостем в моем доме. Сегодня у нас большой праздник: наши сыновья, которых мы с мефрау Астрид уже считали мертвыми, вернулись домой, под отчий кров, живыми и здоровыми.

– Погоди, отец, – сказал Пит Гроббелаар, – прошу тебя, смени гнев на милость. Фельдмаршал Смэтс не предавал нашего народа и его свободу, он просто не хотел, чтобы мы все до последнего погибли в безнадежной борьбе с бесчеловечной Британской империей. Сейчас мы с ним снова одна команда, которая должна пройти по лезвию бритвы из прошлого в будущее, когда шаг вправо или шаг влево одинаково смертельны.