Революция

Подошел полюбопытствовать еще один сапатист, низкорослый и иссохший, с реденькими усами и четырьмя волосками на зеленовато-желтом подбородке. К тулье шляпы у него английскими булавками были приколоты печатный образок Пречистой Девы Гваделупской и еще несколько ладанок. Теперь они вертели документ вдвоем и опасливо поглядывали на молодого, хорошо одетого человека.

– Я лейтенант, – сообщил им Мартин. – Служу при штабе Панчо Вильи.

– Вона как, – сказал тот, что был с карабином. – А чего ж вырядились так?

Мартин улыбнулся, что далось ему не без труда. Улыбаться вооруженному мексиканцу – это целое искусство. Пережмешь или недожмешь – вызовешь подозрения. Это как играть в «семь с половиной». Недобор – плохо, а перебор – и того хуже.

– Это политика, друг. Заставляют нас так одеваться, потому что политика того требует. Мы сейчас обсуждаем, как лучше землю разделить.

Медные лица просветлели. Тот, что был с карабином, отдал ему документ.

– Вы уж там того… не тяните с этим… Времечко давно приспело.

– Мы все делаем, как велит генерал Сапата.

Мексиканец ощерил улыбкой желтые испорченные зубы:

– Дай Бог ему долгих лет жизни, Эмилиано нашему.

– И Вилье, – рискнул добавить Мартин для оживления разговора.

– Ну ясное дело, командир! – Сапатист отступил в сторону и стволом показал, что проход свободен. – Да здравствуют Сапата и Вилья, и чума возьми тех, кто струсит.

Дальнейший путь Мартин проделал без помех. В конце проспекта шло строительство Национального театра, приостановленное с началом революции, – мраморный фронтон был в лесах. Дальше начиналась Аламеда, где кроны деревьев укрывали тенью фонтаны и железные скамьи, отлитые в стиле Эйфелевой башни. А под полукруглой колоннадой у памятника Хуаресу, в белой шали на плечах, в шляпе из итальянской соломки, с зонтиком в руке, в платье такого же оттенка синевы, как и текучий кварц ее глаз, ждала Йунуэн Ларедо.

– Как ты изменился… Тебя и не узнать.

Мартин улыбнулся. Теплый ветер веял ароматами деревьев, цветов и земли. Пара пошла по одной из гравийных дорожек, полукругом огибавших парк.

– Не знаю, принять ли это за комплимент…

Йунуэн не сводила с него глаз. И в свою очередь улыбнулась чуть рассеянно:

– Не сомневайся – только так.

Мартин обернулся и бросил быстрый взгляд на донью Эулалию Ларедо, следовавшую за ними на некотором расстоянии. А в нескольких шагах позади нее замыкал этот странный кортеж высокий крепкий человек в котелке – типичный телохранитель.

– Похудел и посмуглел, – сказала Йунуэн. – И глаза…

– Что?

– Глаза будто не твои.

Она прошла еще немного, продолжая смотреть на него. Потом очень серьезно кивнула, подтверждая:

– Наверно, не такие простодушные, как прежде… – смущенно добавила она. – Или какие-то усталые. У Мартина, которого я знала раньше, были другие глаза.

Они молча шли по золотистым пятнам солнечного света, лежавшим на земле. В кроне деревьев слышались птичьи трели.

– Я удивилась, узнав, что ты все еще в Мексике. Мне сказали, что видели тебя среди всадников, сопровождавших Панчо Вилью в то утро, когда он входил в город. – Она замялась на миг и поправилась: – Когда вы входили в город.

– И кто же это меня узнал?

– Мориц. Помнишь его?

– Конечно помню.

– Он какой-то чиновник в правительстве и еще раньше видел тебя во Дворце. И не мог поверить, что это ты.

– Что же он не подошел, не поздоровался?

– Не решился.

Йунуэн сделала еще несколько шагов, прежде чем снова заговорить. Гравий похрустывал под ее маленькими изящными башмачками, полускрытыми подолом длинной юбки. Легким и почти игривым движением руки она вертела зонтик у себя на плече, покрытом шелковой кружевной шалью.

– И у него, и у Макса все хорошо.

– А как сестрицы Сугасти? Ваши журфиксы продолжаются?

– Реже, чем раньше. Кое-что изменилось.

Лицо ее помрачнело. Мартин с любопытством ждал продолжения, но его не последовало. Тогда он задал неизбежный вопрос:

– Ну а как поживает Хасинто Кордоба?

– Он произведен в подполковники.

– Вы подумайте! – восхитился Мартин. – Какая стремительная карьера.

– Он долго воевал на юге против Сапаты. А сейчас в Веракрусе, с генералом Обрегоном и войсками, перешедшими на сторону Каррансы.

– Вы с ним видитесь?

На этот раз пауза была столь долгой, что Мартин решил, будто девушка не расслышала. И уже собирался было заговорить о другом, чтобы не выглядеть назойливым, когда она наконец произнесла. Холодно:

– Мы помолвлены.

– А-а.

Йунуэн остановилась, и Мартин тоже. От солнечных лучей, проникавших сквозь листву, глаза ее казались еще светлей.

– Я подумала, что будет нечестно, если я не скажу тебе об этом. Мне не хотелось, чтобы ты…

– Питал иллюзии?

Она открыла рот для ответа, но не произнесла ни слова. А по губам Мартина скользнула печальная усмешка.

– Не беспокойся о них. Мои иллюзии развеялись дымом, когда я увидел тебя в твоем доме за приоткрытой дверью, в наброшенной на голову косынке… И ты не сказала мне ни слова.

Девушка вскинула руку, словно возражая или, быть может, защищаясь.

– Это была ужасная минута. – Она сняла зонтик с плеча и глядела на него, словно раздумывая, закрыть его или нет. – Очень трудное положение.