Революция

– На-ка вот… Мне его подарил дон Панчито Мадеро: лично, из своих рук.

Мартин стал нерешительно возражать:

– Не надо… вам нужней…

– Бери, сказано. А у каррансистов круши все, что сможешь, – рельсы, столбы, службы там всякие… Сделай так, чтоб поезда не ходили и чтоб телеграф не работал.

Мартин наблюдал тем временем, как его люди переправляются через ручей. Вилья тоже взглянул на них.

– Поглядим, так ли они кусаются, как рычат, – сказал он.

В отряде был и Том Логан, и, проходя мимо Вильи, он прикоснулся к полю шляпы, обвисшей от дождя. Мартин встретил его случайно, когда ехал в штаб за инструкциями. Американец сидел на зарядном ящике и забинтовывал себе руку, слегка задетую отрикошетившей пулей. Три часа назад он лишился своих пулеметов и потерял почти всех своих людей. Генерал выделил Мартину бойцов для диверсии, но бо́льшая часть их были недавно призваны и еще неопытны, и тот попросил включить в их число и Логана.

– Жаль, что нет с вами Хеновево, кума моего, – посетовал Вилья.

Печаль, светившаяся в его глазах, не казалась наигранной. Странно это было для человека, который видел гибель тысяч людей или сам посылал их на смерть.

– Все там будем, – ответил Мартин.

Жесткие глаза цвета кофе посмотрели на него очень внимательно.

– Никогда я не мог понять, что он думал на самом деле. – Не поворачиваясь, Вилья показал на восток, к ручью. – Вот если и тебя, инженер, не ровен час, грохнут, я тоже так и не узнаю, что у тебя там в нутре, в душе, на уме…

Мартин рассмеялся. Северный Кентавр давно уж не внушал ему страха.

– Удивитесь, генерал, как мало там интересного… Я всего лишь смотрю, наблюдаю…

Неподалеку разорвался снаряд, и лошади в испуге взвились на дыбы. По счастью, влажная рыхлая земля погасила разрыв, и лишь несколько лепешек грязи шлепнулись рядом и забрызгали Вилью и Мартина.

Генерал, дернув за узду, осадил коня.

– Я не раз спрашивал насчет тебя у Хено, у кума моего… Ответь-ка мне, Хено, говорил я ему, скажи как на духу. Ты хорошо его знаешь – так растолкуй мне, что этот гачупин забыл у нас? Но майор только пожимал плечами.

– Гарса всегда был скуп на слова.

– И только однажды, сколько мне помнится, все же ответил. Он либо смерти ищет, либо разгадку того, что здесь у нас происходит. Вот так сказал мне мой кум.

Вилья взглянул на всадников своей охраны, явно терявших терпение. И уже собрался было тронуть лошадь шпорами, как вдруг остановился и спросил с любопытством:

– И что же, дружище-инженер? Понял?

– К тому идет, генерал.

Вилья расхохотался – как всегда, зычно и жизнерадостно.

– Постарайся выжить – тогда все поймешь. А как поймешь, приходи и все мне расскажи.

– Обещаю.

– Знаешь, не всякий христианин умудряется на двух стульях сидеть.

– Ваши слова, генерал, расцениваю как похвалу.

Вилья кивнул одобрительно:

– Тот золотой еще у тебя?

Мартин нащупал монету в кармане:

– При мне.

– Не потерял, значит? Иногда кажется, после Хуареса он приносил удачу нам обоим. А сегодня ночью твоя удача будет моей.

Мартин улыбнулся:

– Вы, мексиканцы, любите говорить: «Пришел твой час – не спрячешься, а не пришел – не подставишься».

Вилья продолжал смотреть на него все так же внимательно.

– Теперь понимаю, чем ты пришелся по душе моему куму.

И наконец повернулся туда, где все жарче разгорался бой.

– Ладно, пора… Мне еще сражение выигрывать, – сказал он совсем другим тоном, и Мартин увидел перед собой прежнего Панчо Вилью, который был уже не здесь, а там, где шел бой. Он рассеянно протянул руку в мокрой от дождя перчатке. – Удачи тебе, инженер.

– И вам, генерал.

Вилья отъехал рысью и вскоре растаял в свинцовых сумерках. В отдалении, под темным, низким небом все отчетливей выделялись вспышки орудийных выстрелов – артиллерия ни на миг не прекращала огонь. Казалось, что где-то на горизонте в сверкании молний оглушительно грохочет гроза.

Мартин шевельнул поводьями и повел коня к ручью, догоняя своих людей, уже растаявших в темноте, – слышался только перезвон сбруи. Снова пошел дождь, на этот раз сильный: промочил насквозь, до рубашки, плечи парусиновой куртки и бедра, закапал с полей шляпы. Мартин осторожно, следя, чтобы лошадь не поскользнулась на глинистом берегу, спускался к воде, и вдруг его проняла дрожь. Потом, ежась в сырой одежде, медленно направился в неверную ночную тьму. Дай бог, думал он, чтобы меня знобило от холода, не от предчувствия.

На следующий день, спозаранку, проскакав по дуге шесть миль к западу, Мартин и его люди успели один отрезок пути взорвать, а на другом, между Селайей и Керетаро, оборвать телеграфные провода и сжечь шпалы. Кроме того, на станции Трапоте заложили заряд динамита под водокачку и взорвали ее. Потом, изведя запас материалов для диверсий и оставив позади столбы дыма, пустились между холмами в обратный путь к ручью. Дождь утих, но дорога была размыта. Двенадцать всадников ехали гуськом, шагом, чтобы не утомлять заморенных лошадей, и старались не выезжать на вершины, потому что их легко было бы заметить на фоне свинцового полуденного неба.

– Хорошо поработали, – сказал Том Логан, поравнявшись с Мартином.