Революция

Такой ответ сильно удивил секретаря посольства Пако Тохейру – пухлого, уже изрядно облысевшего к своим тридцати пяти годам галисийца с белокурой бородкой. Он носил очки, от которых нос казался приплюснутым.

– Вас не интересуют автомобили?

– Пожалуй, что нет.

Йунуэн смотрела на Мартина с нежной улыбкой, адресованной ему одному. Он не знал, разделяет ли она его чувство, но был уверен, что не остается безразлична к нему – разумеется, в пределах, дозволенных воспитанной мексиканской барышне из хорошей семьи. Прогуливаясь под благожелательным приглядом тетушки, они беседовали о пустяках и наслаждались паузами, казавшимися Мартину очень многозначительными и даже романтическими. Участие в событиях на севере, о которых он избегал упоминать, но о которых знали все, окутывало его авантюрным и почти героическим флером. Поскольку все уже убедились, что от прямых вопросов он уклоняется, любопытство свое удовлетворяли обходными путями. Спрашивали, например, чем революционеры отличаются от бандитов. Что из себя представляют убийцы и насильники Ороско и Панчо Вилья или что Мартин думает о так называемых сольдадерах – женщинах, сопровождающих войска. Об этом как раз осведомилась одна из сестер Сугасти: губы у нее кривились уничижительно, но глаза горели жадным интересом, а любопытство, скрываемое деланым простодушием, придавало ей особенной женственности.

– Для них это вполне естественно, – немного подумав, ответил Мартин. – Они не представляют даже, что можно поступить иначе. У каждой есть муж, и она идет следом за ним. Никакого драматизма, все просто и легко.

– Безропотно приемля свой горестный удел, – припечатал Тохейра.

Йунуэн вздохнула:

– Какое печальное слово, да? «Безропотно»…

– Это ведь относится не к ним одним, – сказала тетушка. – Самоотречение присуще женщине независимо от ее социального положения. – Она оглядела гостей, давая им осознать важность своей мысли. – К несчастью, нам ли, мексиканкам, этого не знать?

Она – быть может, неосознанно – прикоснулась кончиком веера к тому месту, где на груди, обтянутой черным муслином, висел золотой медальон с миниатюрным портретом расстрелянного мужа.

Вмешалась Ана, вторая сестра Сугасти:

– Могу себе представить, что святыня брака почти для всех них – звук пустой.

Мартин улыбнулся и промолчал.

– Думаю, у этих несчастных на святыни времени не остается… Вы согласны со мной, Мартин?

– Согласен.

– Я видела фотографии в газетах, – сказала Йунуэн, слушавшая очень внимательно. – Как они следуют за войсками, как, нагруженные какими-то тюками и детьми, садятся в поезда. Мужчины обращаются с ними…

Она вздрогнула и осеклась. Взглянула на Мартина, словно у него прося избавления от печальных мыслей.

– Как со скотиной, – резко договорил Тохейра.

– Да, это так, – кивнул Мартин. – Но и мужчины зависят от них: сольдадеры добывают еду, они грабят, обшаривают карманы убитых федералов, стряпают, ухаживают за больными и ранеными.

– Самоотверженно и покорно служат этим неблагодарным… – сказала Роза Сугасти одновременно негодующе и восхищенно.

– Именно так.

– Но эти шлюхи…

Мартин дернулся, как от удара.

– Я думаю, – перебил он, – вы употребили неподходящее слово.

– Какая ужасная жизнь! – воскликнула кузина Йунуэн.

– Но от них есть несомненная польза, – с двусмысленной улыбкой заметил ее муж и тотчас наткнулся на осуждающий взгляд доньи Эулалии. – Они остужают, так сказать, пыл своих мужей… И тем самым оберегают приличных женщин.

– Лишь до известной степени, – возразил Мориц.

– Ну довольно! – не выдержала тетушка. – Сменим тему.

– Иногда они вынуждены идти в бой, – сказал Мартин. – Если надо, они сражаются так же отважно и стойко, как их мужья.

Голубые глаза удивленно скользнули по его лицу. Задержались на маленьком шраме поперек правой скулы.

– И вы сами видели, как они сражаются?

– Ради бога, дитя мое!.. – с упреком воскликнула донья Эулалия.

– Видели?

Тохейра, протиравший очки платком, поглядел на Мартина не без ехидства:

– Ходят слухи, что видели. И не раз.

Мартин не ответил и ему. Он чувствовал на себе взгляд капитана Кордобы, который молча курил и слегка улыбался с безразличным видом, уткнув подбородок в жестко накрахмаленный воротник сорочки и широкий узел галстука.

– А если эти женщины теряют своих мужей? – не унималась Йунуэн.

– То есть если те погибают?

– Да.

Мартин слегка замялся, подыскивая корректный ответ. Искать было особо нечего.

– Тогда они находят себе других, – сказал он наконец.

– А траур не носят?

– Для них это роскошь непозволительная.

Макс высоко поднял белесые, как у альбиноса, брови:

– Роскошь? Вы сказали «роскошь»?

– Именно так я и сказал.

– Иными словами, они спариваются, как животные, с кем попало? – допытывалась кузина.

– С любым, кто защитит и возьмет к себе.

– А если и его убьют?

– Находят третьего.

– И уходят к нему с детьми и всем скарбом?

– Да.

– Какой ужас.