Революция

Раньше, бывало, для завершения обряда крещения прикладывались к мечу, то есть, крестились огнем и мечом, но нынче мечей поубавилось, а с церковными крестами такое не прокатывало. Невозможным сделалось найти хоть один настоящий Ulfberht в дедовом оружейном сундуке, да и вообще — любой меч. Закончилась эра рыцарства. Соответственно, и обычай посвящения в рыцари в ночь под Юханнус утратился. В самом деле, не столовым же серебром крестить!

Для Элиаса празднества в эту летнюю ночь были не в новинку, но принять участие в них он никак не мог. Уже глубоко за полночь, когда самые стойкие пьяницы лишились сознания, а самые пылкие из голых потеряли жар своего тела, он позволил себе пристать к уединенному берегу. Только ступив на сушу, Элиас понял, как же он устал и проголодался.

Первым делом он закопал под осиной золото, вторым делом — соорудил себе костер и поставил греться воду, третьим делом он золото откопал обратно.

Сегодня, в ночь на Юханнус, цветет папоротник, земля открывает свои клады. Также вероятно, что она может эти клады и забирать. Леннроту меньше всего хотелось проверить это суеверие на самом себе. Поэтому он не поленился забраться на эту же осину и уложить мешок с сокровищем в развилок сучьев, надежно-пренадежно его там закрепив.

Попив горячего кофе, перекусив кинкой с хлебом (бутерброд с ветчиной), Элиас пригрелся возле огня, да и заснул.

Во сне было хорошо: чьи-то мохнатые руки копали землю, где изначально покоилось золото, чьи-то мохнатые руки рвали у него из-за пазухи тетрадь с рунами, чьи-то мохнатые руки душили его за горло. Элиас силился проснуться, да не мог. Тогда он попытался присмотреться к этим беспокойным рукам — не могут же они быть сами по себе? Но хозяин их из вида все как-то ускользал. Было бы зеркало, тогда бы увидел. Или наоборот, его бы увидели. Вий бы увидел.

Леннрот прижимал тетрадь к телу и одновременно пытался сбросить удушающие объятья, силясь закричать, но не в состоянии это сделать. Удивительное дело: бухали алкоголь другие, а вставило ему. Причем, по полной программе, разработанной «белочкой» (белой горячкой). Очень несвоевременно и несправедливо. Нательный крестик, равносторонний в круге, известный в народе, как кельтский, помогал не очень. Если бы на шее висело распятие, то не помогло бы вовсе. Кривые когти рвали его плоть, а все что мог он сделать в противовес — это кататься по земле.

«Золото!» — более похожий на шипение голос просочился в голову. — «Здесь должно быть золото! Отдай его нам!»

«Сожги руны!» — клекотал другой. — «Сожги заразу и хулу!»

Леннрот опять постарался закричать, но его уста издали лишь мычание. Он задыхался, он погибал. Тогда Элиас попытался что-нибудь придумать. В самом деле, он же до этого момента вообще никак не соображал!

В Юханнус требовалось сосредоточиться в мыслях либо на воде, либо на огне. Только огонь поможет ему обрести спасение! Только вода обезопасит его от участи быть удавленным во сне!

Едва он так решил, как ощутил очень болезненное, прямо-таки, нестерпимое жжение, и мир вокруг начал обретать свои формы. Элиас натужено вдыхал в себя предутренний воздух, хватая его ртом, как рыба. Жжение разрасталось. Причем, в основном, в области задницы.

Понадобилось несколько секунд, чтобы кое-что понять. Да у него попросту горит зад, потому что он лежит в костре! Точнее, в углях прогоревшего костра, но от этого не менее жарких.

— Аолумб! — сказал он, подорвался с места и бросился к воде. Сунув обгорелое седалище в озеро, он вздохнул с облегчением. Ночь полна неожиданностей, но утро всегда помогает с ними справляться, либо же приспособляться.

«Gonna ride across the river deep and wide».

19. Отъезд Ритолы

Совсем скоро Тойво Антикайнен понял, что отделение шюцкора в Гельсингфорсе — это не физкультурное общество обучения самообороне. Это был Voimaliitto в чистом виде — Союз Силы. И все, что требовалось от его участников — это подчинение, а также силовое воздействие на «неучастников». Единственное качество, что объединяло столичный союз с периферийным Каянским — в него тоже брали только финнов. По крайней мере, в участники, то есть, иначе говоря, в боевую силу. В том, что прочие члены Общества также были финны, у Тойво возникло глубокое сомнение. Нет, считались они, конечно, коренными жителями Суоми, но очень уж напоминали своими выходками евреев.

Впрочем, руководящая верхушка русских революционеров — тоже смахивала на еврейство. К этому, вероятно, не следовало никак относиться. Это следовало просто принимать, как данность.

Тойво до Рождества принял участие еще в паре акций. Сначала побились с профсоюзом транспортников — оказывается, был такой среди извозчиков, потом с какой-то другой альтернативной организацией, поспешно распущенной после жестокой драки.

Ну, а Вилье встретил на праздник Пикка-Йоулу («маленькое рождество» — почти за месяц до настоящего) самого Колехмайнена. Правда, изначально он увидел Тату, с кем они тепло пообщались. Оказывается, тот приехал на проводы брата, великого Юхо, решившего уехать в США.