Вам, мои юные друзья, предстоит написать новую главу нашей истории
Принеся присягу как политический и религиозный лидер Тибета в Лхасе в 1950 году, я подписал свой первый политический документ — он был призван поддержать моих братьев-тибетцев. Неподалеку от резиденции во дворце Потала я видел заключенных, приговоренных к ношению шейных колодок; этот пыточный инструмент представляет собой тяжелый деревянный хомут, которым охватывается шея заключенного, — тяжелый настолько, что он может своим весом сломать человеку позвоночник. Я объявил общую амнистию по всему Тибету и начал судейскую реформу, дабы окончательно избавиться от подобных пережитков феодализма. Я созвал специальный комитет по перераспределению земельных наделов, а также по отмене системы наследуемых долговых обязательств, при помощи которой крестьяне попадали в самое настоящее рабство к богатым землевладельцам. Однако вскоре Тибет был оккупирован китайскими войсками, и верх одержал насильственно приводимый в действие антидемократический план модернизации моей страны. В 1959 году я был вынужден покинуть страну, поскольку моя жизнь была в опасности. Только когда в Индии было образовано правительство Тибета в изгнании, мне удалось завершить демократические преобразования тибетской политической системы. Второго сентября 1960 года в Дхарамсале первые политические деятели в истории Тибета были приведены к присяге. Чуть позже я разработал конституцию страны, в которой были четко прописаны разделение властей, равенство всех граждан перед законом, свободные выборы и гарантирован плюрализм политических взглядов. Опираясь на Всеобщую декларацию прав человека, подписанную в 1948 году, Конституция заложила основы светской государственности, закрепив отказ от насилия и стремление к миру как духовные принципы Тибета.
Убедить тибетцев принять реформы, ограничивающие мои традиционные полномочия, оказалось делом нелегким. Почтение и благоговение, с которыми люди относились ко мне, оказались помехой для демократических преобразований. Наконец в 2011 году я добровольно и с великой радостью сложил с себя политические полномочия, тем самым полностью секуляризировав наше демократическое правительство в изгнании. Таким образом, тибетцам не пришлось поднимать восстание вроде Французской революции, в ходе которой народ казнил короля, а затем многие люди пожертвовали жизнью во имя демократии.
Революции прошлого не преображали души
Люди часто недоумевают, когда слышат высказывания о политике от тибетского Далай-ламы. Но помимо всего прочего, я являюсь и верным апологетом Великой французской революции. Я не большой знаток истории Революции, но спешу напомнить вам, что благодаря этому событию мир получил Декларацию прав человека и гражданина, ставшую прообразом Всеобщей декларации прав человека 1948 года. Вы, вероятно, не знаете, что сейчас, когда Тибет находится под контролем Китая, иметь при себе копию этого текста — серьезное преступление. Оно приравнивается к покушению на национальную безопасность страны и грозит заключением и пытками. Очень важно, чтобы вы осознали всю небывалую революционность этого документа. Мне кажется, что, если смотреть на историю страны, можно заключить, что французские мыслители всегда придерживались всеобъемлющей, всечеловеческой точки зрения на мир. Самые замечательные из них были истинными бунтарями, обладающими тонким критическим мышлением. Это особенно важно в двадцать первом веке, когда необходимо сбросить идеологический балласт прошлого, принесший человечеству столько боли и страданий.
Равно как верный апологет Французской революции, я также и ученик Карла Маркса. Маркс считал Францию идеалом революционного государства и ясно объяснил механизмы, двигавшие машину восстания в 1789 году. Былой режим был не в силах держаться темпов экономического развития времени, что привело к борьбе социальных классов за контроль над властью и привилегиями аристократии. Тот же самый механизм лежал в основе большевистской революции в царской России, также представлявшей собой форму социального протеста против угнетения пролетариата. Таким образом, стремление народа к социальной справедливости и освобождению от угнетения означало неизбежность революции, пока политическая власть стояла на пути преобразований. С точки зрения распределения богатств, я считаю себя марксистом и глубоко сожалею о том, что сначала Ленин, а затем и Сталин, исказив учение Маркса, пустили коммунизм по рельсам тоталитаризма.
Раз мы создали проблемы, мы же можем их и решить