Рифейские горы

Многие погибли, глупо, бесславно, не в бою от меча, а в снегу во время метели; многие из лучших, а этот варвар жив до сих пор. Держится себе молодцом и даже лошадку свою сберёг, не бросил по дороге, не сгубил.

— Заберите у него лошадь! — распорядился, когда сборы в дорогу уже подходили к концу. — Пусть на своих двоих пройдётся. У нас есть такие, кому лошадь будет нужнее, чем этому…

Да, он только так мог наказать марага, не ясно, за какую точно провинность, но на душе спокойней как-то стало сразу, когда видел с высоты своего Сервуса, как тащится пешком мараг, проваливаясь в снег выше колен.

Все измотались вконец: и люди, и лошади. Эта метель и глубокий снег лишили последних сил. От отчаяния и возмущённого ропота спасало одно: мысль о том, что этот путь — путь домой. Они возвращались обратно по известной тропе, и поэтому путь, тяжёлый, трудный путь пугал не так сильно.

Приказ на ночёвку все восприняли с радостью. Из последних сухих дров разожгли костры, готовили ужин из запасов ржаной муки, поделили остатки рыбы и копчёной баранины. Те, кому не хватило, напивались до сытости горячим чаем.

Спать улеглись рано, Велианас только дозорных выставил и определил сменных.

Айвар на ужин не получил ничего, ни крошки. Но устал он сильнее, чем проголодался, поэтому, не требуя ничего, улёгся спать, завернувшись с головой в плащ. Рядом звенели удилами голодные лошади, добирали выданное им сено. Буквально в двух шагах перетаптывался воин-аэл, Скеспий, из тех, кто постоянно сопровождал Айвара по приказу Велианаса.

Уснул быстро, не просто уснул — провалился, как будто в обморок. И спал без сновидений, скорчившись, подтянув колени, прижав к груди связанные в запястьях руки. Проспал, как самому показалось, совсем немного, но, когда открыл глаза, свет ударил в зрачки — утро! Уже рассвело. Скоро солнце взойдёт. Ещё один день. Ещё один день…

Поднялся осторожно на колени, сталкивая руками капюшон с головы. Огляделся. Перетаптывались лошади, до боли в зубах громко хрустели снегом. А Скеспий — или уже его сменщик? — не выдержал всё-таки, уснул, привалившись к камню, сидел, низко-низко опустив голову на грудь.

Все спят ещё, и соглядатай твой, он тоже спит. Это же шанс! Настоящий шанс, подарок Матери-Благодетельницы.

Айвар принялся раздёргивать узел зубами, торопился, как мог, исподлобья бросая настороженный взгляд в сторону спящего аэла. Нет, тот не двигался, не просыпался. Да он и не дышал!

Распутав верёвку, освободив закоченевшие непослушные руки, Айвар осторожно приблизился к аэлу, уже понимая, что тот мёртв, а удостовериться, выяснить, что к чему, всё равно хотелось.

— Эй… — позвал шёпотом, встряхивая за плечо. Через одежду пальцы холодом ожгло, холодом закоченевшего трупа.

Голова с низко опущенным на лицо капюшоном завалилась назад, и Айвар ошарашенно отшатнулся. «Ему перерезали горло! Просто перерезали горло! Тихо, без единого звука… И никто ничего не слышал… Даже ты! А ведь ты спал в двух шагах от него… Почему же тебя никто не тронул?! Они не могли не заметить! О, Мать-Создательница! — Айвар головой закрутил, заозирался, будто те, кого он боялся увидеть, могли быть рядом. — Где они? Где эти люди?»

Тяжёлое тело, потеряв равновесие, стало валиться на него, и Айвар отступил, подставляя руки, но не рассчитал собственные силы, сам упал в снег, больно ударившись коленом о выступ камня, на который чужие руки заботливо усадили убитого человека.

— Что ты делаешь там?!

О, нет! Только не это! Только не сейчас!

Айвар узнал Кэйдара по голосу ещё до того, как тот отшвырнул его в сторону пинком под рёбра.

— Симас?!! Отец Всемогущий! Ты убил его!!! Убил…

От яростного взгляда Кэйдара ничто не ускользнуло, но понял он всё по-своему.

— Сбежать хотел опять, сволочь?!

Айвар увернулся от второго пинка, успел откатиться в сторону, крикнул:

— Я не трогал его, клянусь! Его убили… Ночью… Зарезали ножом…

Кэйдар не слышал ничего, ярость и ненависть, лютая ненависть туманили ему мозги. Он голыми руками готов был убить ненавистного ему марага, виновника всех их бед. Навалился сверху, коленом придавливая правую руку, вцепился в горло мёртвой хваткой, давил со всей силы, а сам смотрел в лицо, в глаза, шептал яростно, сквозь стиснутые зубы:

— Сдохнешь, гад… Сдохнешь…

Айвар отбивался, как мог, пытался столкнуть его с себя, левой рукой силился оторвать от своего горла хотя бы одну руку. А перед глазами уже чёрные круги плясали, свет застило, и воздуха, воздуха не хватало в груди даже для одного последнего вдоха.

— Кэйдар?! Отпусти его! Отпусти, тебе сказано! — Велианас вмешался в последнюю минуту, еле-еле оторвал Кэйдара от его чуть живой жертвы, оттолкнул Наследника в сторону, в снег.

— Он… убил… убил Симаса… Видишь? — Кэйдар приподнялся на руках, хрипло дыша, так, что плечи высоко поднимались при каждом вдохе; головой мотнул в сторону мёртвого аэлийского воина.

— Я… не убивал… не убивал его… — Айвар оправдывался сипло, почти беззвучно, кашляя после каждого слова, тоже смотрел на Велианаса, но без страха, с надеждой, а сам держался рукой за горло.