Ромовый дневник

Всю дорогу я был в полубессознательном состоянии, а когда «фольксваген» остановился, я выглянул и увидел на тротуаре гневную, орущую толпу. Я знал, что еще одного избиения не выдержу, так что когда меня стали вытаскивать из машины, я отчаянно цеплялся за спинку сиденья, пока один из «фараонов» не дал мне по рукам дубинкой.

К моему изумлению, толпа не стала набрасываться. Нас втащили по ступенькам мимо нескольких угрюмых полицейских при входе и отвели в небольшую комнату без окон, где велели сесть на скамейку. Потом дверь закрылась, и мы остались в одиночестве.

– Мать честная, – сказал Йимон. – Ничего себе. Слушайте, надо кому-то сообщить.

– Все, сцапали нас, – простонал Сала. – Теперь упекут в «Принцессу»[23].

– Они обязаны дать нам позвонить, – сказал я. – Давайте скажем Лоттерману.

Йимон фыркнул.

– Он ради меня и пальцем не пошевелит. Да он спит и видит меня за решеткой!

– У него нет выбора, – возразил я. – Потерять меня и Салу…

Йимон с сомнением покачал головой.

– Ну… а кому еще можно позвонить? Что-то я не соображу…

Сала опять простонал и потер затылок.

– Господи, сподобились… только бы живыми отсюда выбраться!

– Нам еще повезло. – Йимон осторожно проверил пальцем зубы. – Я уж думал, каюк.

Сала покачал головой.

– Не народ, а чистые звери, – пробормотал он. – Только я отпрыгнул от того «фараона», как меня сзади ка-ак саданули кокосом… чуть шею не сломали.

Открылась дверь, и на пороге возник старший полицейский – как ни странно, улыбчивый.

– О’кей? – спросил он, с любопытством нас оглядывая.

Йимон поднял на него глаза.

– Мы хотели бы позвонить.

«Фараон» помотал головой.

– Фамилии? – сказал он, вытаскивая блокнотик.

– Если вы не против, – упрямо продолжил Йимон, – у нас есть право на один телефонный звонок.

Полицейский погрозил ему кулаком.

– Я сказал «НЕТ!» Фамилии, живо!

Мы назвали свои имена.

– Из какой гостиницы? – спросил он.

– Черт возьми, да мы живем здесь! – возмутился Сала. – Я работаю в «Дейли ньюс» и прожил на этом вонючем острове больше года! – Его трясло от злости, и полицейский даже несколько озадачился. – Мой адрес Кайе-Тетуан, номер четыреста девять, и я требую адвоката, немедленно!

Полицейский с минуту поразмышлял.

– Так вы работаете на «Дейли ньюс»?

– Вот именно, – ответил Сала.

Тот посмотрел на нас сверху вниз и зловеще ухмыльнулся.

– Крутые парни… Крутые журналисты-янки.

С минуту все молчали, затем Йимон вновь спросил про телефон.

– Послушайте, – сказал он. – Никто никаких крутых парней из себя не строит. Вы только что нас избили, и теперь нам нужен адвокат… разве мы многого просим?

Полицейский ухмыльнулся опять.

– О’кей, крутые парни.

– Да что вы все заладили «крутые, крутые»?! – воскликнул Сала. – Где, черт возьми, телефон?

Он начал подниматься со скамьи и еще не успел разогнуться, как полицейский шагнул вперед и дубинкой огрел его по затылку. Сала упал на колени, «фараон» тут же ударил его ногой по ребрам. В комнату ворвались еще три субчика в униформе, словно поджидавшие под дверью нужного момента. Двое вывернули Йимону руки за спину, третий сбил меня со скамейки и встал надо мной, замахнувшись дубинкой. Я знал, чего он ждет, и потому даже не шевелился, чтобы не дать ему повода. После долгой паузы их начальник рявкнул:

– О’кей, крутые парни, марш вперед!

Меня вздернули на ноги, и всех троих погнали рысцой по коридору, болезненно заломив руки за спиной.

Миновав коридор, мы очутились в громадном помещении, полном людей, полицейских и письменных столов – и там, посреди зала, на одной из столешниц сидел Моберг. Он что-то писал в блокноте.

– Моберг!!! – крикнул я, плюнув на перспективу получить по голове. – Звони Лоттерману! И адвокату!

Заслышав фамилию Моберга, Сала вскинул голову и завопил, сотрясаясь от злобы и боли:

– Эй ты, швед! Ради Христа, звони кому-нибудь! Нас убивают!

Нас немедленно протолкали сквозь комнату на огромной скорости, и я лишь мельком уловил озадаченную физиономию Моберга, после чего мы оказались в очередном коридоре. На вопли полицейские внимания не обращали; судя по всему, они привыкли к отчаянным выкрикам людей, когда тех уводили бог знает куда. Я лишь надеялся, что Моберг был пока достаточно трезв, чтобы узнать нас.

Следующие шесть часов мы провели в крошечной бетонной камере в компании с двумя десятками пуэрториканцев. Сидеть мы не могли, потому что они мочились прямо на пол; пришлось стоять посреди камеры, раздавая сигареты на манер представителей Красного Креста. Окружающие выглядели серьезными головорезами. Кое-кто был пьян, другие явно чокнутые. Я чувствовал себя в безопасности, пока мы могли снабжать их куревом, но покоя не давала мысль, что будет, когда наши запасы кончатся.

Эту проблему решил за нас надзиратель. Всякий раз, когда нам хотелось выкурить по сигарете, приходилось покупать двадцать одну штуку, чтобы одарить каждого сидельца. После двух таких заходов надзиратель послал за новым блоком. Потом мы посчитали, что пребывание в камере обошлось нам в пятнадцать долларов с лишком, которые мы с Салой и заплатили, потому как у Йимона не было денег.