Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Что произошло после этого? Пылкий грузин Ираклий Церетели встал, подошёл и крепко пожал руку Александру Бубликову. Это было второе великое событие Московского совещания. Об этом писали все. Министр-социалист и крупный промышленник оказались вместе. Вообще Московское совещание показало важную тенденцию, тенденцию к тому, что конструктивные силы ещё есть и они стремятся к соединению. Хотя ясно было видно на совещании, что есть и деструктивные силы, которые стремятся разрушить всё. Один из участников совещания, земский деятель князь Павел Дмитриевич Долгоруков вспоминал, что когда один из офицеров, ветеран без одной руки, член совещания шёл на своё место, то солдаты громко говорили: «Надо бы было ему и вторую руку оторвать». Антагонизм тоже был очень силён.

С последней речью на Московском совещании выступил Керенский. Он, как всегда, говорил красиво. Но последние его слова были очень странные. Настолько странные, что их не понял никто тогда, и до конца мы их не понимаем сейчас. Он закончил свою речь так: «Пусть сердце станет каменным. Пусть замрут все струны веры в человека. Пусть засохнут все цветы и грёзы о человеке, о котором сегодня с этой кафедры говорили и презрительно их топтали. Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, и буду думать только о государстве». А дальше эти самые странные слова: «Какая мука – всё видеть, всё понимать, знать, что надо сделать, и сделать этого не сметь». И на этом он закончил свою речь.

То, что Керенский, как он сам говорил, не смел сделать, решил сделать генерал Корнилов. По словам одного из самых сильных врагов Корнилова эсера Чернова, будущего кратковременного председателя Учредительного собрания: «Искать помощников Корнилову не пришлось. Его вызывающее поведение стало сигналом для всей России. Представители союза офицеров во главе с Новосильцевым явились и выразили желание работать для спасения армии. Прибыли делегаты от Казачьего союза и Совета Георгиевских кавалеров. Республиканский центр пообещал Корнилову поддержку влиятельных кругов и передал в его распоряжение военные силы Петроградской организации. Генерал Крымов послал в комитет Союза офицеров гонца с поручением выяснить, правда ли, что что-то затевается, и выяснить, должен ли он принять 11-ю армию, предложенную ему Деникиным, или оставаться с 3-м корпусом, которому предстоит, как он выразился, куда-то отправиться. Его попросили остаться с 3-м корпусом». Финансовую поддержку движению оказывали крупнейшие русские капиталисты Рябушинский, Морозовы, Третьяковы, Путилов, Вышнеградский. То есть за Корниловым стояла мощная поддержка: офицеры, промышленники, патриоты, казаки.

19 августа Корнилов через Савинкова передал записку Керенскому. Это была очень важная записка, с которой, собственно, всё и началось. В этой записке говорилось о том, что надо совершить ряд мер, в частности объявить Петроград и его окрестности на военном положении, чтобы не допустить выступления большевиков. В связи с полугодовой датой Февральской революции ждали, и не безосновательно, в конце августа новое вооружённое большевицкое выступление. Корнилов пишет: «У меня есть данные разведки, надо принять меры». И 20 августа Керенский ему отвечает: «Да, всё это сделаем». Делается следующее: Петроград и его окрестности должны быть объявлены на военном положении, в Петроград должен прибыть военный корпус для реального осуществления этого положения, то есть для борьбы с большевиками.

21 августа Временное правительство утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставки, то есть Корнилова. Из надёжных частей предполагалось сформировать особую армию, находящуюся в непосредственном распоряжении правительства. Борис Савинков при этом назначался комиссаром (губернатором) Петрограда. А Савинков – человек крутой. Он, будучи террористом, знал, что к чему, и не боялся в случае чего пролить кровь.

Таким образом, судьба России оказалась в руках трёх людей: Керенского, Корнилова и Савинкова. До Ставки это решение было доведено 24 августа. После этого Корнилов издал распоряжение командующему 1-й Кубанской казачьей дивизией П. Н. Краснову принять командование 3-м корпусом (фактически он принял командование только 29 августа). А 25 августа выдвинул 3-й корпус по-прежнему под командованием генерала Александра Николаевича Крымова, Дикую дивизию, а также 1-й кавалерийский корпус генерал-лейтенанта князя Александра Николаевича Долгорукого в район Великих Лук, чтобы быть в равной удалённости как от Петрограда, так и от Москвы на случай необходимости подавления выступления в одной из столиц.