Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 1

Вот ведь как получается у Штейна – Александр I, монарх бесспорно великий и выдающийся, поборник общеевропейского мира и стабильности, должен ради этих ценностей пожертвовать интересами своих новых подданных. Большего лицемерия представить трудно! Хотя мотивы такой позиции фон Штейна вполне понятны. В одном из предложений вышеприведенного отрывка он, по сути, проговорился, что истинным мотивом негативного отношения Пруссии к введению Конституции в Царстве Польском является опасение «брожения и стремления к отделению» в прусской и австрийской частях Польши. Это лишний раз показывает, что ни Пруссия, ни Австрия совершенно не собирались в своих частях Польских земель вводить хоть что-то, похожее на конституционное устройство.

С другой стороны, нельзя не заметить, что прогноз фон Штейна о дальнейшем развитии событий в русской части Польши вроде бы оправдался: антирусское восстание 1831 г. и последовавшая за его подавлением замена Конституции Царства Польского Органическим статутом, ликвидировавшим всякую административную автономию Польши. Но эта схожесть только внешняя. Ведь события 1831 г. произошли не из-за того, что поляки хотели большего, чем давала им Конституция, а из-за того, что основная часть её положений не соблюдалась, особенно после воцарения консервативно настроенного Николая I.

3. В качестве других аргументов вредности введения в Польше Конституции Штейн использует и Божественный промысел, «которому наскучило охранять поляков и он допустил их присоединение к другому государству», и отсутствие оснований вообще для введения в Польше конституционного строя: «в польской нации отсутствуют элементы, которые должны лежать в основе свободы – чистота нравов, уважение к человеку», просвещённость населения, наличие 3-его сословия, городского и сельского управления.[370]

Штейн договорился даже до того, что объявил разделы Речи Посполитой совершенно справедливым искуплением «исторической вины» поляков перед Европой (трехвековая анархия, развращённость магнатов, притеснения низших сословий).

В заключение Штейн предостерегает Александра I от поспешных действий: «получив свободу, до которой эта нация не доросла и к которой она не подготовлена, она получит роковой дар – как для неё самой, так и для соседней державы, с которой ей назначено остаться в соединении».[371]

Ну а что же Штейн предлагал полякам взамен Конституции? Ведь не мог он не понимать, что иноземное управление польскими землями без всяких уступок национальным чувствам поляков (подогретых обещаниями Наполеона преобразовать в будущем Великое герцогство Варшавское в самостоятельно государство) неминуемо вызовет к жизни очередное национально-освободительное движение. Штейн предлагал вместо Конституции, до которой поляки не доросли и которая вызовет нежелательные последствия в соседних странах, учредить местное самоуправление

(d’Etats provinciaux), что «обеспечило бы полякам их личную и имущественную неприкосновенность, участие во внутреннем управлении и тем самым дало бы им возможность развивать свои моральные и интеллектуальные способности». К тому же это оградило бы их в известной степени от притеснений и ошибочных мероприятий власти».[372]

30 октября 1814 г. Александр I при активном участии князя А. Чарторижского

подготовил обстоятельный ответ (Reponse) на Меморандум Кэслри и письмо Штейна, а затем и Дополнение к нему (Supplement a la Reponse au Memorandum anglais du 30 octobre 1814). В этих документах было дано чёткое обоснование

позиции российского императора по польскому вопросу. Если отбросить дипломатические условности, естественно, присутствующие в этих документах, то основные аргументы российской стороны выглядят следующим образом.

Во-первых, Россия должна получить справедливое территориальное вознаграждение за понесенные потери в борьбе с Наполеоном и за огромные услуги, оказанные Европе; при этом в лице Польши Россия хочет получить верного союзника и навсегда обеспечить Россию защитной линией на Западе; в этой связи Александр I не хочет оставлять в своих новых владениях очаг смуты и волнений, который при обострении международной ситуации всегда может быть использован против России;