Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 1

Во-вторых, необходимо учитывать

последствия Французской революции и наполеоновских войн, их влияние на европейское общественное мнение в целом и польское – в частности. В письме прямо говорилось, что «Европа еще не оправилась от той пагубной моральной болезни, которая едва не нанесла смертельного удара социальному устройству народов. Является, поэтому, крайне необходимым принять действительные меры предосторожности, которые могли бы задержать распространение зачатков этой болезни, или, по крайней мере, оградить от нее северные страны». Отсюда вытекает еще одна причина морального успокоения Польши и устранения от неё каких бы то ни было поводов к принятию и распространению «этой наиболее опасной из зараз».

Поэтому вывод для Александра I был вполне очевиден: необходимо «уступить голосу уважаемых людей и европейского общественного мнения, уступить страстному желанию целой нации, с такой энергией и постоянством высказываемому в бесчисленных петициях, которые неустанно поступают из всех частей Великого Герцогства Варшавского к стопам Русского императора и в которых польский народ вручает свою судьбу в Его руки. Необходимо, наконец, помнить и о тех всегда священных правах, которые приобрела польская нация, ценой столь долгих несчастий и превратностей судьбы искупившей всё то, в чем её можно было винить».

В последней фразе явно чувствуется рука князя А. Чарторижского, которого, как польского патриота, не могли не возмутить антипольские пренебрежительные высказывания Кэслри и Штейна.

В-третьих, по поводу предложения Штейна ограничиться введением в Царстве Польском местного самоуправления Александр I и А. Чарторижский высказались в том смысле, что предложение это слишком туманное и неосуществимое без реформирования всех других сторон общественного устройства Польши. А сделать это можно только путем издания Конституции.

В заключение письма Александр и Чарторижский, по сути, отказываются от условностей дипломатического стиля и переходят к гневному обличению циничной позиции Кэслри и Штейна: «По правде говоря, есть нечто до крайности жестокое в такой манере проявлять свое участие к чужому горю – когда с одной стороны, чтобы устранить это горе, предлагают средства совершенно неприемлемые, а с другой – упорно мешают применению других, пусть даже более скромных средств, действие которых было бы быстро и верно».[373]

Аргументы, приведенные Александром I и кн. А. Чарторижским, нам кажутся более убедительными, чем доводы, представленные Кэслри и Штейном. Кроме того, приведённые выше отрывки из Дополнения к Ответу на Английский Меморандум позволяют лишний раз убедиться в том, что инициатором разработки Польской конституции и, шире, проведения политики «конституционной дипломатии» в европейских странах был именно Александр I, а не его советники. Император, что называется, не плыл по течению, используя чужие советы (как это потом часто случалось с Александром II), а был убеждённым сторонником конституционализма, генератором конституционных идей, которые он рассматривал как панацею от повторения революций, и настойчиво осуществлял их во внутренней и внешней политике России, несмотря на препятствия с самых разных сторон, включая и интриги зарубежной дипломатии.

Позиция Александра I на Великом конгрессе по польскому вопросу является еще одним аргументом, опровергающим концепцию «мнимого либерализма» Александра I, сформулированную С. Б. Окунем и поддержанную М. М. Сафоновым.

Однако вернёмся к событиям вокруг принятия Польской конституции. После обмена посланиями по польскому вопросу переговоры между бывшими союзниками по антифранцузской коалиции, по сути, зашли в тупик. Александр I твёрдо стоял на своём: в состав России на правах автономии должно войти всё бывшее Великое герцогство Варшавское, и для него должна быть разработана Конституция (по примеру Конституционной Хартии Франции 1814 г., которая была создана при самом активном участии Александр I). Из-за польского вопроса отношения между бывшими союзниками становились все более холодными, если не сказать враждебными. Дело дошло до того, что в ноябре 1814 г. Англия, Австрия и Франция заключили тайный союз против России. Пруссия в него не вошла только из-за того, что претендовала на Саксонию, чему препятствовали Англия и Австрия.