Грандиозный проект Йельского университета по раскопкам Дура-Европос стал последним большим делом в жизни русского ученого. Чтобы его достойно завершить, историк отказался даже перейти в Гарвард, куда его настойчиво приглашали в 1938 году. «Проект в Дуре – один из самых дорогих для меня. Я бы хотел увидеть его завершенным», – писал он президенту Йельского университета Ч. Сеймуру. Чтобы удержать у себя Ростовцева, Йель пошел на беспрецедентные шаги. По уставу университета в июне 1939 года по достижении соответствующего возраста Ростовцев должен был уйти на пенсию с должности заведующего кафедрой. Однако руководство приняло специальное решение о создании поста директора археологических исследований, который ему и было предложено занять на бессрочной основе, пока тот не посчитает нужным оставить его по состоянию здоровья. Гарантировалась ему и пожизненная пенсия. Благодаря такому соглашению историк смог благополучно завершить свою книгу о древнем городе. При этом до конца своих дней он не переставал оставаться бессменным редактором издававшихся ежегодно материалов раскопок в Дура-Европос.
Последнее десятилетие жизни М.И. Ростовцева оказалось омрачено тяжелым недугом. К обычным для пожилых людей проблемам с физическим здоровьем добавилось серьезное психическое расстройство – непреодолимая хроническая депрессия, заставившая его в глубоко негативном ключе пересмотреть свое научное творчество. Первые признаки болезни обнаружились еще в начале 1940-х годов. В письме к А.В. Тырковой-Вильямс, датированном 9 мая 1942 года, М.И. Ростовцев жаловался: «Глохну, глаза сдают и не слушают как прежде, нелады с пищеварением, словом, разложение тела, пока сравнительно медленное. Главное же, что дух ослаб. Мало интереса к жизни, энергия, которой у меня было много, иссякает». Уже через два года своему любимому ученику Ч.Б. Уэллсу он напишет (хотя и не решится отправить письмо именно в таком, первоначальном виде) горькие слова: «Всю жизнь я собирал и накапливал знания в своей области, пытаясь сопоставить и объяснить факты. Эти усилия выливались в книги, которые я теперь считаю абсолютно неудачными, надуманными, слишком общими, написанными на основе плохо усвоенного и недостаточно хорошо изученного материала. Таков итог моей научной деятельности. Десятилетиями меня считали выдающимся ученым, тогда как я был всего лишь шарлатаном». И далее в том же письме об учениках: «Я вводил их в заблуждение, будучи не в состоянии исправить их многочисленные ошибки и указать им правильный путь».
Подобные мысли и настроения превратились со временем у Ростовцева в навязчивую манию. Сопровождаемые периодическими провалами в памяти, эти приступы депрессии надолго выводили его из рабочего состояния. Оставшиеся годы прошли в скитаниях по различным американским клиникам, попытках излечить болезнь новейшими средствами медицины, включая электрошок и трепанацию черепа. Поистине подвижнически проявила себя при этом его жена С.М. Ростовцева, ни на минуту не покидавшая супруга в период страшных мытарств. Умер М.И. Ростовцев в Нью-Хейвене 20 октября 1952 года.
Но его не забыли. Михаил Иванович Ростовцев, безусловно, ошибался в своих поздних оценках того вклада, который внес в мировую науку. Вне всякого сомнения, он и сегодня остается наиболее известным за пределами России отечественным антиковедом. Так, в Йельском и Нью-Йоркском университетах в последние годы установилась традиция регулярного проведения открытых лекций по актуальным проблемам древней истории, посвященных его памяти. Вполне обоснованным кажется мнение современного историографа X. Уайта, который считал М.И. Ростовцева «одним из наиболее влиятельных историков античности двадцатого столетия». А близкий друг Ростовцева А.В. Тыркова-Вильямс полагала его «одним из выразителей и созидателей русской культуры», чьи идеи, имевшие глубокие национальные корни, получили всеобщее признание.
«Безумный опыт насильственного переворота довел до агонии государственный организм России…»
Иван Павлович Алексинский
Иван Павлович Алексинский родился 3 мая 1871 года во Владимире в семье надворного советника Павла Ивановича Алексинского и его жены Софьи Николаевны (урожденной Соковниной). Мальчика крестили 17 мая в Николо-Златовратской церкви, стоявшей до 1930-х годов рядом с Золотыми воротами Владимира.