Эшафот окружали со всех сторон спешенные всадники с копьями наперевес, оттесняя ими от эшафота напиравшую толпу. Второй линией стояли арбалетчики с заряженными арбалетами.
Рядом с провинившимся стоял рыжебородый Рольф, с длинным семихвостным бичом со свинцовыми гирьками на концах, а у края помоста, заложив руки за спину, ходил из стороны в сторону, как лев в клетке, король Гастон.
На площади царило угрюмое молчание.
— … Итак, я повторяю свой вопрос — последний раз повторяю! — кто был зачинщиком этого мятежа?!
— Я повторяю, — спокойным и тихим голосом сказал отец Сильвестр, — это я подвиг народ сжечь книги и разгромить школу.
— Я не верю тебе, скотина, не верю! — в бешенстве подлетел Гастон к осужденному и, схватив его за шиворот, поднял над землей и стал трясти как тряпичную куклу. — Не верю, чтобы в твою слишком умную голову пришла такая слишком глупая мысль! — А потом, бросив его на землю, он повернулся лицом к толпе и закричал.
— Слушайте вы все! То, что вы сотворили здесь — не имеет названия! Такого оскорбления королевской персоне не наносил никто и никогда за многие тысячи лет. И будьте уверены, что это оскорбление не останется без отмщения. Не останется! Но пока не явятся истинные зачинщики этого преступления, за их вину будет отвечать этот. Бей Рольф!
Рыжебородый Рольф, как-то чересчур робко и нерешительно для такого здоровяка, поднял свой страшный бич и… опустил его.
— В чем дело, Рольф? Ты что, оглох?
Но Рольф, обычно по-собачьи преданный господину, которого приятели в шутку называли «Малыш», лишь потупил свой взор и мучительно покраснел — шутка ли — поднять руку на священника, служителя самого Создателя!
— Тьфу на тебя, слабак! Смотри, как надо! Снять с меня эти железки, немедля!
Несколько юношей-пажей подбежали к своему господину и в пару минут расшнуровали доспехи, так что Гастон остался только в нижней одежде, состоявшей из мягких стеганных красного цвета штанов и куртки и в мягких тапочках — все это одевалось под доспех, чтобы металлические пластины не натирали тело. А потом, ловко закатав рукава за локти и поплевав на руки, словно дровосек перед тем, как взяться за топор, вырвал бич из рук Рольфа и нанес первый удар.
Языки бича резко свистнули в воздухе и опустились на длинную и тощую как жердь спину отца Сильвестра. Белая рубаха на его спине разорвалась в клочья, а из ран брызнула кровь, как сок из раздавленного томата. Весь деревянный помост покрылся множеством кроваво-красных пятнышек, как и лицо короля Гастона. Отец Сильвестр как подкошенный глухо повалился на помост. Правда, полностью упасть ему не удалось — его держали веревки — привязанные к столбу.
За первым ударом последовал второй, третий, четвертый, пятый…
Отец Сильвестр уже не вставал с колен, лишь глухо стонал, а кровь хлестала во все стороны — даже плащи стражников были ею измазаны, а у ног священника набралось на небольшую лужицу. Спина несчастного превращалась в кровавое месиво, одежда, точнее то, что от неё осталось, словно выкрашена ярко-красной краской.
В толпе раздались истерические женские крики и визги детей, кто-то упал в обморок.
Король Гастон, кровожадно ухмыляясь, повернулся в сторону толпы — глаза его горели яростным огнем, как глаза хищника, учуявшего кровь, а по щекам и губам стекали капельки крови:
— Ну что, не нравится да?! А портрет мой топтать, нравилось?! А книги, не вами написанные, сжигать, нравилось?! Смотрите на этого святошу — так будет с каждым, кто посмеет плюнуть на короля и его указы!
В этот момент где-то вдали послышался сильный шум — шум множества голосов, звон стали, топот множества ног, а потом — на колокольне, где-то на окраине села, забили в набат.
Женщины с детьми как по команде с диким визгом бросились врассыпную и на опустевшей площади остались только солдаты, зато из окрестных улиц вываливались толпы мужиков и молодых людей, с охотничьими луками наперевес, с топорами, вилами, цепами, а многие — с деревянными дубинками, с железными наконечниками по краям. Хотя у них не было доспехов и настоящего оружия, но их было раз в десять больше королевского отряда и они окружили его со всех сторон. В окнах вторых этажей домов и на крышах появились лучники, взявшие на прицел солдат.
— Ты ищешь зачинщика, Гастон?! Знай же, что это я, Айстульф, сын Айсмута-мельника! — раздался дерзкий голос с одной из крыш — там стоял рыжий молодой человек, с не по годам развитым мускулистым телом, в охотничьей зеленой куртке и шляпе с пером и с натянутым луком в руках. — Оставь в покое нашего священника и убирайся, пока мы не прострелили тебе голову!
Арбалетчики взяли на прицел лучников, спешенные всадники ощетинились копьями и подняли свои округлые бело-черные щиты на уровень лица.
— Ваше Величество! — схватил за руку Гастона рыжебородый Рольф и горячо зашептал ему на ухо. — Все это слишком далеко зашло! Тут может пролиться кровь! Надо, пока не поздно, решить это дело миром!
Гастон и сам это понимал. Первая волна ослепляющего гнева уже спала и Гастон начинал понимать, что явно переусердствовал. Но и отступить ни с чем он тоже не мог.