— Вот если бы они ещё морских ведьм прищучили, — раздался голос с другой части стола — там встал с места безбородый, но длинноволосый блондин Айстульф из королевства № 42, располагавшегося у юго-восточного побережья Хартленда, — вообще было бы замечательно. А то они только за прошлый год пять кораблей китобоев и столько же рыболовов утопили! Неслыханно!
Одобрительный гул прокатился по Зале.
— … И чтобы карликов прижали к ногтю — где ж это видано такие дикие проценты брать — 15 % годовых! — закричал худощавый скупердяй с крючковатым носом, король Вертер из королевства № 45.
— А ещё поставить заслон у Древляндии — эти ведьмы у нас уже две деревни мужиков потаскали только за прошлый год — убытки одни! — замахал руками тучный Арчибальд из северного королевства № 28, что недалеко от Потаенной Чащи.
Шум и гам заглушил отдельные голоса — Их Величества принялись живо обсуждать между собой свои проблемы. Лейтмотив был один: хорошо было бы, если бы феи лучше соблюдали подписанный Договор об Опеке, а то не «Порядок и Процветание» получается, а незнамо что — «Произвол и Поношение», как изволил выразиться один из коронованных остряков.
Представители же народа безмолвствовали — они вообще впервые слышали такие слова как «Опека» и до сих пор думали, что феи — это всего лишь персонажи сказок, а не могущественные повелительницы этого мира.
— Тише, Ваши Величества, тише, — вновь взял слово рыжебородый Эрик, — давайте действительно примем, с позволения высокочтимого президента Содружества, короля Гастона, такую резолюцию, кхме-кхме. «Обязать, — значится, — Поднебесных Владычиц лучше исполнять взятые на себя, согласно Договору об Опеке, Обязательства, в частности, навести порядок на море и в лесу!» А то что же это такое?! Договоры, понимаете ли, дорогие господа, пишутся не для того, чтоб чернила переводить, а чтоб исполнять! — и с этими словами он погрозил невидимым феям пальцем.
Крики одобрения заседателей Круглого Стола заглушили последние слова рыжебородого оратора.
Гастон скорчил недовольную мину. Впрочем, он ожидал такого поворота дела — именно поэтому он и пригласил на Совет представителей населения королевств, в надежде, что они поддержат нужное ему решение.
Он подал знак рукой и глашатай стал бить своим тяжеленным посохом о плиточный пол, так что не в меру разгалдевшиеся величества стихли.
— А что скажут господа-представители сословий? — внешне невозмутимо спросил Гастон.
Представители сословий по-прежнему безмолвствовали. Они вообще впервые были на Совете, очень многие впервые услышали, что оказывается есть какая-то «опека», «феи» и чувствовали себя явно не в своей тарелке.
Наконец, нашелся один смельчак, с самой верхней трибуны, в зеленой куртке хлебороба и такого же цвета широкополой шляпе. Это был уже взрослый мужчина с длинными цвета спелой ржи усами. Он встал и широко улыбнувшись во весь рот, распахнув неведомо кому объятия, радостно сказал:
— Да нам ли, неучам, балакать в таком-то опчестве, но раз Вы, Ваш Величство, велите, просто, по-мужицки, скажу. Вот у нас мужики все время спорят, есть ли феи на самом деле — мы их отродясь у себя, у Заячьих Холмов, не видывали — или, значт, нету их. А вот, слухая вас, пане, я щас вижу, что есть они, родименькие! — хитро ухмыльнувшись, проговорил мужик, грозя кому-то пальцем.
Все присутствующие покатились со смеху, но оратор в зеленой куртке не унимался. Сминая в руках шляпу, он продолжил:
— Так вот, а если феи есть, значт, и другое верно, что про них брешут, что мужичков-то у них не хватат, верно я говорю?! — повернулся мужик к монархам, которые не могли смотреть без смеха на его конопатую хитрую рожу. — Так вот, Ваш Величство, а што если мы обратимся к ним (тут он указал пальцем на небо), штоб они нашенских-то мужичков к себе брали, в мужья, уж очень они по рассказом-то крассявые, сущие королевны, и нам хорошо и им тожа…
Последние несколько слов уже никто не слышал, все просто попадали со смеху. Совет явно грозил превратиться в балаган. Только король Гастон помрачнел как туча, а потом, выхватив жезл у глашатая, начал со всей силы бешено колотить им по полу, так что даже крошка от плитки полетела во все стороны, сам же посох переломился напополам.
В Зале вновь воцарилась гробовая тишина.
Лицо Гастона было бледным как смерть, глаза, черные как ночь, казалось, готовы испепелить всякого. Никто не дерзал пересекаться с ним взглядом.