Волчья Госпожа посмотрела на них обоих, и на несколько секунд в роще воцарилась тишина. Я была готова поклясться, что слышу, как громко стучит сердце Соляриса, взирающего на нас снизу вверх с подножия. Не знаю, кто, по его мнению, представлял для меня бо`льшую угрозу – Госпожа или же её волчица. Но, судя по желвакам, ходящим на его лице, он был близок к тому, чтобы подняться к нам без спроса. Благо не успел.
– Ступайте за мной, – скорее повелела, нежели позвала Госпожа. – Я приведу вас, куда вы путь держали. Только не вздумайте более сад мой трогать! Под ноги смотрите, не топчите цветы и тех, кто спит вечным сном под ними.
Мы все часто-часто закивали, однако пообещать оказалось проще, чем сделать. По крайней мере, для Кочевника: он переваливался с ноги на ногу при ходьбе, как медведь, и уже через пять минут снова наступил на свежую клумбу. А распускались они повсюду, прокладывая собой тропы между деревьями. Стоило нам последовать за Госпожой, как спустя пять минут они вдруг превратились из фиалковых в белые и полупрозрачные, точно горный хрусталь. Словно мы пересекли невидимую границу.
Границу между Аметистовым садом и Кристальным пиком.
Он полностью соответствовал своему названию. Вместо грибов здесь росли гроздья острых сталагмитов, похожих на копья; они же покрывали стволы деревьев панцирями. На ветвях раскачивались листья такие же стекловидные, источающие то самое бирюзовое свечение, что, как я думала, исходит от самой Госпожи. На ветру они совсем не колыхались, застывшие во времени и пространстве, и даже под прикосновением моих протянутых пальцев не сдвинулись ни на дюйм. Однако откуда-то ветер нёс листья другие – золочёные, кленовой формы, стелящиеся перед Волчьей Госпожой узкой тропой. За всё время она ни разу не ступила на голую землю – за секунду до того, как её башмак встретился бы с почвой, под ним оказывался очередной листок.
– Это правда та богиня, которую волчицей кличут?
– Не волчицей, а матерью волков!
– Разве это не одно и то же?
– Да тихо ты!
Мелихор с Кочевником гудели наперебой, умудрившись завязать спор даже в такой ответственный момент. Сама Волчья Госпожа сопровождала нас, существ из низменного мира, и, осознавая выпавшую честь, я старалась лишний раз не выделяться. Все мысли, как назло, разбежались, забылись все давние желания, с которыми я молилась по ночам богам. Кроме разве что одного-единственного…
Цветочное озеро. Лёд, треснувший пополам. Вода, болезненно выходящая из лёгких. Пещера, где мерно горит костёр, и драконий жар, которым истекают крепкие объятия. Обещание, которое я когда-то дала Солярису и о котором никогда не забывала, несмотря на всё, что происходило со мной и с миром.
– Руби, – позвал меня Солярис тихо, будто вспомнил о том же самом. – Постой.
Я сама не заметила, как, заворожённая Госпожой и теми дорогами, что она нас вела, ушла за ней вперёд остальных, никого не дождавшись. Лишь Дагаз обогнала меня, толкнув плечом, и теперь крутилась у ног Госпожи, лепеча что-то о «потугах в навлечении недугов» и «Бродяжке, кою обязательно нужно проучить». Увидев, что я наконец-то замедлилась, Солярис сделал рывок, нагнал нас троих и потянулся ко мне, чтобы взять за руку, но одернулся.
Между нами щёлкнула волчья пасть.
– В совином доме намилуетесь, а сейчас мне поговорить с королевой твоей надо, – сказала Солярису Госпожа, неожиданно тоже остановившись, и мне под рёбра вдруг упёрся её посох, которым она, как крюком, поддела меня и придвинула к себе. – Женский то разговор. Ты, дракон, лучше приглядывай за побратимом своим и сестрицами, а то снова зло какое учинят ненароком. В этот раз прощать не стану.
Солярис славился упрямством, но не гонором. Он охотно уступал высокородным господам, лишь бы не встревать с ними в затяжной спор, а коль до него доходило, то мастерски убивал их интерес к себе парой-тройкой неоднозначных фраз. Сейчас же, перед божеством, Сол не стал чваниться и подавно. Только уважительно кивнул, что было ему несвойственно, обменялся со мной тёплым взглядом и отступил назад, оставшись дожидаться Мелихор, Кочевника и Тесею, сильно от нас отставших.
Рябиновый посох Госпожи надавил сильнее, и я покорилась ей, пойдя рядом ровным шагом. Неужто она наконец-то сменила гнев на милость? Почему? Дагаз, наблюдающая за нами из-за холки белой волчицы, явно задалась тем же вопросом, оттого и скорчила такую недовольную гримасу.