Рубиновый лес. Дилогия

Прежде он всегда слышал меня за лигу. Всегда знал, где я нахожусь, – если не по запаху, то просто потому, что давно выучил меня как облупленную. Однако впервые мне таки удалось застать его врасплох. Возможно, он просто был слишком занят тем, что готовился к боли, которая вот-вот обрушится на него. Даже завидев меня, Сол не подорвался с места, не вздрогнул, как Гектор. Он остался лежать на жертвеннике, голый по пояс, прижимаясь лопатками к холодному камню, и всё. Взгляд его, мельком брошенный из-под опущенных белых ресниц, ощущался так же, как если бы меня небрежно потрепали по щеке и обозвали глупышкой. Словно то, за чем я застала их здесь, было всего лишь детской забавой, ребячеством, а не пыткой, отголоски которой до сих пор являлись и мне, и Солу в кошмарах.

Однажды, много лет назад, он уже прошёл через неё, чтобы достойно нести свою службу и по праву зваться королевским зверем. Прямо сейчас он собирался сделать это ещё раз.

– Как ты посмел? – спросила я, и мой голос сорвался. Как много я упустила? Как много не замечала? По ободу медного чана, что стоял на столе, шли такие же пятна засохшей крови, как и по жертвеннику; как по ножу из чёрного серебра, который Гектор спрятал за спину, пятясь. Они уже делали это раньше. Они уже наполняли этот чан. Много раз. Постоянно. – Как ты посмел пойти на такое, не спросив меня?! Я твоя госпожа!

– Ты моя госпожа, – повторил Солярис эхом. Его волосы переливались в свете факелов, расставленных по периметру зала, раскиданные по жертвеннику и запутавшиеся в изумрудной серьге. – И тебе нужна защита. Тебе нужно нечто большее, чем я. Больше, чем всё, что могут дать люди. Мы идём на войну, Рубин. Что, если я не успею закрыть тебя от меча? Что, если ты умрёшь? Моя же чешуя прочнее любых доспехов.

Броня. Такая же жемчужная, как сам Солярис, такая же прочная, как наши узы. Я бы никогда не попросила его изготовить для меня нечто подобное, ведь делал он такую броню из самого себя. Из своей истинной кожи, которую отрывал по кускам, чтобы затем сплавить вместе в солнечном огне и создать одеяние, которое прослужит сто – нет, тысячу! – лет. Для этого там же, где стоял чан, лежали матовые склянки разных форм и размеров, закалённые сейдом, – украденные из кузницы огнедержцы. Вороху небесно-голубой ткани, усеянной сапфирами и сложенной рядом, я даже не удивилась. То было одно из моих платьев, которое отец подарил мне на прошлый зимний Эсбат и которое Гектор тут же заслонил собой, такой же бледный, как во время острого приступа сахарной болезни.

– Н-нам… нужны были… твои мерки, – проблеял он, запинаясь на каждом слове. – И мы… мы решили, что ты не заметишь пропажу одного из платьев, у тебя же… много их… Я его не повредил, клянусь! Я осторожно! Так я точно не ошибся бы с размером… И… Выплавить… Совиный Принц! – Гектор выругался, хлопнул себя по лбу и взвыл, забыв о металлической бляшке на перчатке. – Я же говорил, что она разозлится! Говорил, что так оно и будет! Вот зачем я тебя послушал?! Зачем согласился на это? Теперь меня выгонят из подмастерьев! Нет, из замка. Нет, из туата. У-у!

Я поджала губы и снова повернулась к Солярису, позволив Гектору самому наказывать себя. В конце концов, он всего лишь выполнял просьбу Сола, а тот умел просить так, что проще было отвертеться от воинской повинности, чем от него. Только лень и неприязнь к самой природе интриг, которую Сол считал исключительно людской прерогативой, когда-то помешали ему занять достойное положение в замке. Пожелай он того, давно бы возвысился средь людей, и даже мой отец не стал бы ему помехой. Солярис прекрасно умел убеждать, но ещё лучше запугивал.

Я снова посмотрела на скомканное платье и на Гектора, чей нос порозовел от слёз, как у поросёнка. Так вот, значит, почему он всё это время избегал меня. Вовсе не потому, что винил в увечье Матти, а потому, что винил самого себя за помощь Солу.

– Как давно? – спросила я требовательно. Солярис так ни разу и не пошевелился, даже не соизволил привстать. Всюду в аккуратном порядке Ллеу хранил сложенные пергаменты, связки сушёных трав и стеклянные ларцы с засушенными частями тел лесных и домашних животных, которые он приносил в дар своему тайному пятому божеству. Средь всего этого раскинутый на жертвеннике Солярис выглядел абсолютно неправильно. – Как давно вы занимаетесь этим? Сколько уже чешуи успели снять? Насколько готова эта броня? Не молчи. Отвечай мне, Солярис!

Грудь его, покрытая островками мелких перламутровых чешуек, тяжело вздымалась. Он скрестил руки на плоском животе, где через весь его бок, прямо поперёк рёбер, тянулся бледно-розовый шрам. Несмотря на то, как равнодушно Сол выглядел, всё его тело было напряжено до кончиков пальцев: желваки и плечевые мышцы ходили туда-сюда, агатовые когти позвякивали. Он оставил ими неаккуратные борозды на столе, когда всё-таки опёрся на локти, и сел, чтобы наши лица оказались друг напротив друга.