– Давно, – ответил Сол, и я прокляла себя, боль своей утраты, туат Дейрдре, войну с Керидвеном и все те прочие дела, которые не позволили мне уличить его деяния сразу. – Примерно половину Колеса назад. Наверное, почти сразу же, как ты умерла, я пошёл к Гектору и попросил его сделать для тебя такую же броню, какую сделал прошлый мастер для меня. Не волнуйся, мы не торопились. Снимали чешую понемногу, поэтому я почти не чувствовал последствий. Но со дня сейма… Когда началась война… Нам с Гектором пришлось торопиться.
– Так, значит, из-за этого ты так плохо заживал в последнее время… Когда отправился в Рубиновый лес с перевязанной рукой и когда не смог сразу оправиться после нападения Мераксель… Выходит, это всё из-за чёрного серебра и истязаний Гектора?
– Да. – Не было ничего хуже в этот момент, чем серьёзный кивок Соляриса и прикосновение его пальцев, взявших меня за подбородок. – Броня почти готова. Если я буду давать свою чешую каждый день, то мы как раз успеем зак…
– Каждый день?!
Я с яростью оттолкнула от себя его руку. Броня, состоящая из кольчужной рубахи, штанов и наручей, которую носил Солярис и которая позволяла ему принимать любую из своих личин, не обременяя себя заботой об одежде, считалась венцом кузнечного искусства. У прошлого королевского мастера ушло больше двух лет методичной работы, чтобы претворить в жизнь тот чертёж, который Солярис однажды вывел на клочке пергамента углём. То, что теперь они с Гектором планировали повторить сей шедевр без надзора опытного коваля и всего за половину года, звучало как нелепая шутка. Особенно когда Солярис добавил, полный решимости:
– Мы закончим твою броню к сроку, Рубин, и в ней ты сразишь Омелу, ярлскону Керидвена, а затем вернёшь себе все восставшие туаты. Будет или так, или никак, ибо я не отступлюсь. Прими мой дар, как всё это время принимала мою любовь, ибо эта броня станет высшим её проявлением. Вот настолько ты дорога мне. Вот насколько я хочу, чтобы ты жила.
Солярис опустился обратно на жертвенник и вытянул руки вдоль тела, словно призывал меня саму занести над ним нож. Но мне бы ни за что не хватило духа на подобное. Мне не хватило его даже на то, чтобы действительно помешать Солу, ведь я знала: запрещу Гектору помогать, и он обратится к Ллеу. А если запрещу Ллеу, он найдёт кузнеца из Столицы. А если запрещу и им всем, издам указ, то Солярис сделает всё сам и оттого навредит себе лишь больше. Даже будучи королевой, прозванной хозяйкой королевскому зверю, я не имела над Солом реальной власти.
Таково было его искупление. То, что он сделал со мной однажды на крыше башни-донжона, он делал теперь с собой. Приносил себя в жертву за то, что однажды принёс в жертву меня.
Броня, совершенная и прекрасная, как сам Солярис. Смогу ли я принять такой его подарок? Смогу ли не возненавидеть себя после, когда надену его?
– Ты уверена? – спросил Гектор изумлённо, когда я вложила ему в руку страшный инструмент – иглу чёрную и матовую, как покрытое копотью веретено. – Рубин, ты точно хочешь, чтобы я сделал это?
– Конечно, я не хочу! – ответила я раздражённо, и жертвенник за моей спиной заскрежетал. Солярис снова клацнул по нему когтями. – Поэтому я буду помогать тебе, чтобы вы закончили как можно скорее.
– Что? – захлопал глазами Гектор.
– Рубин, это плохая идея… – начал Солярис.
– Как и всё это, – огрызнулась я в ответ, обведя жертвенник рукой, и сняла с себя накидку, чтобы затем сложить её на выступе одной из колонн, где уже лежала сложенная одежда Сола. Бархатные рукава были слишком длинными и широкими, чтобы не запачкаться, а молочно-белая ткань – слишком маркой. Ночное платье всяко легче будет отстирать. – Что мне нужно делать, Гектор?
Он засуетился, заозирался по сторонам, будто сам не знал, с чего начать. Затем взглянул на терпеливо ждущего Сола и жестом подозвал меня к другой стороне стола. Мы встали где положено, и сердце моё забилось где-то в горле, когда Гектор протянул мне комок чистой хлопковой ткани.
– Кровь, – сказал он. – Обычно главной проблемой является кровь. Она заливает чешую, и я не вижу, куда веду иглу. Поэтому, если ты сможешь вытирать её… будет славно.
Я собранно кивнула, не выдавая ужаса. В желудке от него забурлило, руки потяжелели, как если бы комок ткани обернулся чугуном. Сол смотрел куда угодно, но только не на меня, а затем и вовсе закрыл глаза, когда Гектор, закатав рукава и ненавязчиво посоветовав мне сделать то же самое, наконец-то взялся за иглу. Правда, не за ту, что я всучила ему. Он выбрал иглу потоньше и подлиннее, похожую на стрелу – с широким наконечником, но расплющенным. Твёрдо зажал её между пальцев и наклонил под углом, вмиг лишившись своей мальчишеской робости. Движения стали резкими и отточенными.
– Готов? – спросил Гектор.