По рёбрам Соляриса поползла чешуя, и уже спустя секунду весь его бок мерцал перламутром. Она была острой и твёрдой, как камень, – я отлично помнила это, ведь столько раз очерчивала её пальцами. На моей памяти ни копья, ни мечи не могли пробить её. Однако Гектор вдруг направил иглу Солярису между рёбер и заставил его чешую раскрыться, ощетиниться. Игла с трудом протиснулась прямо между пластами. Раздался треск, и я вдруг поняла, почему именно Гектору, а не его новому мастеру или Ллеу Солярис доверил ковать для меня броню, – здесь нужны были не только талант, но и физическая сила. Челюсти Гектора сжались, на предплечьях выступили жилы – до того сильно ему пришлось налегать на иглу, чтобы протолкнуть её дальше и отделить одну чешуйку от другой. Треск повторился, и тогда они наконец-то стали сниматься с плоти небольшими пластами размером с половину ладони. Вот на что было способно чёрное серебро – лишнее доказательство того, сколь омерзителен и опасен бывает сейд.
Солярис дёрнулся, но не закричал. Когти его снова лязгнули, входя в белый мрамор, как в топлёное масло, и горячая драконья кровь зашипела, окропляя его. Она потекла из-под матовой иглы не каплями, а струёй, и я, потрясённая, не сразу вспомнила, что должна приносить пользу и стирать её, а не стоять с открытым ртом. Тут же приложив к краю свежей раны тканевый лоскут, я почувствовала, как тот разбухает и тяжелеет в пальцах, напитываясь драконьей кровью. Гектор не соврал – её было много. Слишком много.
– Гектор… – выдавила я, чувствуя слабость в ногах и жар от ожогов, которые оставляла кровь Сола на моих пальцах. Ночное платье было уже не спасти: хоть я и старалась держать лоскут на расстоянии вытянутой руки, но чем дальше Гектор вёл иглу, тем дальше и сильнее бежала кровь. В какой-то момент я и вовсе обнаружила, что не вижу за ней собственных рук – те утонули в багровом потоке. – Гектор!
– Всё в порядке, – процедил Солярис, крепче вжимаясь спиной в жертвенник. – Не отвлекай его, Рубин.
Я не понимала, как он до сих пор не подорвался с места и не сбежал, повинуясь инстинктам, которые даже во мне трубили громче горна. Не было ни ремней, ни креплений – одна лишь сила воли удерживала Сола на месте. Он почти не дёргался, чтобы не мешать Гектору выполнять его работу, но мелко дрожал, крутил головой и царапал стол. Иногда он всё-таки не выдерживал и изгибался дугой, однако тут же заставлял себя выпрямиться и ложился обратно. Рычал, стенал, но и то не в голос, а сдавленно и приглушённо, как если бы кто-то пережимал ему горло рукой. На белых-белых щеках блестели пот и слёзы, и глаза, прежде золотые, пылали, как огонь. Солярис превращался лишь там, где Гектору было удобно снимать с него чешую, пока всё-таки не утратил самоконтроль и случайно не отпустил вместе со вторым боком хвост. Пришлось отскочить в сторону и спрятаться у Гектора за плечом, чтобы тот, усеянный костяными гребнями, не снёс меня следом за поставцом.
– Совиный Принц…
Я выронила бесполезный моток хлопка на пол, узрев вблизи то, во что превращалась плоть Сола нашими стараниями. Там, где Гектору удалось снять с него несколько пластов чешуи, осталось сплошь сырое мясо. Отравленный чёрным серебром и ослабленный таким количеством увечий, Солярис попросту не успевал исцеляться, даже будучи молодым, крепким и здоровым.
Я ошиблась. То, что требовало от него создание новой брони, было гораздо ужаснее любой пытки.
«Я не могу, не могу!» Эти слова осели на языке кислым привкусом желчи, но дальше него не ушли. Отступать было слишком поздно, а бросать здесь Соляриса одного – слишком жестоко. Только не после всего, что я увидела и на что сама же дала согласие. Это не должно быть лишь его искуплением, ибо два давно стало одним, как завещали сами боги. Может, я и не могла умалить страданий Сола, но я, по крайней мере, могла разделить их с ним.
Сундуки Ллеу полнились ритуальными клинками со змеиными лезвиями и звериными косточками, но снотворные отвары в них тоже были. Маковое молоко одинаково хорошо усыпляло что младенцев, что стариков, но только не драконов. Однако, бросив попытки остановить кровь и решив остановить хотя бы боль, я всё равно решила попробовать. Молоко потекло на раскрытые губы, но тщетно. Едва веки Сола успевали потяжелеть, как он тут же вновь открывал остекленевшие глаза и смотрел на меня, но, кажется, не видел. Белоснежные ресницы дрожали. В какой-то момент мне, держащей его за плечи и шепчущей бессвязные утешения в слипшиеся от крови волосы, стало казаться, что это никогда не закончится.
– На сегодня всё. – Гектор тяжело склонился над медным чаном, куда аккуратно складывал пласты драконьей чешуи, очистив их от ошмётков кожи и липких сгустков. – Этого должно хватить, чтобы закончить рукава. Насчёт остального пока не знаю…