Руфь (Без указания переводчика)

Трудно было убдить Дженни любоваться зимнею ночью, въ которой она видла только холодное, печальное время; кашель начиналъ сильне безпокоить ее и боль въ боку становилась невыносиме. Но она обвила рукою шею Руфи и стояла подл нея, радуясь, что сиротка-ученица, еще не привыкшая къ трудной жизни швейной мастерской, находитъ себ удовольствіе хоть въ такомъ обыкновенномъ обстоятельств, какъ морозная ночь.

Он оставались такимъ образомъ, каждая погружонная въ свои собственныя мысли, пока не послышались шаги мистриссъ Мезонъ. Тогда он вернулись на свое мсто, хотя не вши, но освженныя.

Мсто Руфи было самымъ холоднымъ и темнымъ въ комнат, хотя она считала его лучшимъ; она инстинктивно выбрала его, потому-что на противоположной стн были остатки украшеній старинной залы, которая, судя по этимъ увядшимъ слдамъ, должна была быть великолпна. Стна была раздлена на свтло-зеленые панели, съ блыми и золотыми узорами, и по этимъ панелямъ были нарисованы, т. е. небрежно набросаны геніальною рукою мастера восхитительнйшія гирлянды цвтовъ, неописанно роскошныя и до-того натуральныя, что вы какъ-будто чувствовали запахъ и слышали дуновеніе южнаго втерка, колеблющаго эти алыя розы, эти втви пурпуровой и блой сирени, эти золотистыя, пушистыя гирлянды. Кром всего этого тутъ были стройныя, блыя лиліи, посвященныя богоматери, садовая мальва, акониты, анютины глазки, блая буквица; каждый цвтокъ, что пышно украшаетъ старинные загородные сады, былъ нарисованъ тутъ среди своей граціозной зелени, но не въ томъ безпорядк, въ какомъ я ихъ переименовываю. Внизу въ вид карниза тянулась гирлянда остролистника, а по его жосткимъ листьямъ были набросаны легкою драпировкою англійскій плющь, омела и зимній аконитъ. По обимъ сторонамъ спускались гирлянды весеннихъ и осеннихъ цвтовъ и все это увнчивалось великолпными лтними розами и яркими іюньскими и іюльскими цвтами.

Конечно Моннуайе или кто бы то ни былъ умершій творецъ всего этого, счелъ бы себя вполн награжденнымъ, узнавъ какое удовольствіе доставляетъ его произведеніе, даже въ его настоящемъ упадк, грустному сердцу молодой двушки, вызывая, въ немъ образы другихъ такихъ же цвтовъ, когда-то расцвтавшихъ и увядавшихъ у нея дома.

Мистриссъ Мезонъ особенно желала, чтобы мастерицы ея поработали эту ночь, потомучто на слдующій вечеръ былъ назначенъ ежегодный, охотничій балъ. Это было единственнымъ удовольствіемъ города съ тхъ поръ, какъ прекратились провинціальные създы. Многіе наряды она общала «непремнно» доставить по домамъ на слдующее утро. Она не выпустила изъ рукъ ни одного заказа, боясь, чтобы онъ не достался ея соперниц, недавно поселившейся въ той же самой улиц.

Она ршилась подстрекнуть падающій духъ своихъ мастерицъ и слегка кашлянувъ, чтобы привлечь вниманіе, начала такимъ образомъ.

— Объявляю вамъ, двицы, что меня просили, чтобы нкоторыя изъ моихъ мастерицъ находились ныньче въ прихожей залы собранія съ запасомъ башмачныхъ лентъ, булавокъ и другихъ мелочей на случай какого-нибудь поврежденія въ дамскихъ нарядахъ. Я пошлю четверыхъ, самыхъ прилежныхъ.

Послднія слова были произнесены съ особеннымъ удареніемъ, но не произвели большого эфекта; двушки были слишкомъ утомлены, чтобы помышлять о сует и тщеславіи или о какихъ бы то ни было удовольствіяхъ въ мір, кром своихъ постелей.

Мистриссъ Мезонъ была весьма достойная женщина, но подобно другимъ достойнымъ женщинамъ имла свои слабости. Одною изъ нихъ (весьма естественною при ея ремесл) было слишкомъ большое пристрастіе къ вншности. Вслдствіе этого она уже давно избрала мысленно четырехъ двушекъ, наиболе способныхъ поддержать честь ея «заведенія» и втайн приняла свое ршеніе, но общать награду самой прилежной было все же очень ловко. Впрочемъ мистриссъ Мезонъ вовсе не подозрвала несправедливости такого поступка: она, съ свойственнымъ людямъ софизмомъ, умла уврить себя, что все то справедливо, чего ей хочется.

Наконецъ признаки утомленія стали слишкомъ явны. Мастерицамъ было разршено лечь спать, но даже это желанное позволеніе было вяло приведено въ дло. Он медленно сложили работу, лниво двигались по комнат, пока наконецъ все было прибрано и он столпились на широкой, темной лстниц.

— О, какъ я протяну здсь пять лтъ! Эти страшныя ночи въ запертой комнат, въ этой душной тишин, гд только и слышно какъ нитка взадъ да впередъ продергивается! проговорила Руфь вздыхая, и не раздваясь бросилась на постель.

— Но вдь не всегда, Руфь, такъ бываетъ какъ сегодня. Иногда мы ложимся спать въ десять часовъ, а къ духот ты понемножку совсмъ привыкнешь. Это ты сегодня такъ истомилась, что слышала какъ иголка шуршитъ. Я такъ вотъ никогда этого не слышу. Дай я тебя раздну! прибавила Дженни.

— Стоитъ ли раздваться? Черезъ три часа мы должны быть уже и за работою.

— А въ эти три часа ты можешь отлично соснуть, если разднешься и хорошенько ляжешь въ постель. Дай я раздну, милая.

Совтъ Дженни былъ исполненъ, но прежде нежели лечь, Руфь сказала:

— О, какъ бы я желала быть кроткою и терпливою; я думаю, я никогда этому не выучусь.