Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Дальше – самая известная цитата, когда бедная протопопица бредет по льду. «Пять недель по льду голому ехали на нартах. Мне под робят и под рухлишко» (то есть под вещи) «дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед»

(«Убивающиеся» – падающие, бьющиеся.) «Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошедей не смеем» («лошедей» через «е») «а за лошедьми итти не поспеем, голодные и томные люди»

. Посчитали количество нарочитых просторечий: много! То есть начинается новый накал страсти, нас сейчас подведут к тому, что будет эмоциональной (и стилистической!) кульминацией всего текста, и этот накал Аввакум выражает резкой сменой стиля. Буало от ужаса вертится где-то там, где нерожденные души обитают, потому что Аввакуму всё равно, к какому штилю прибегнуть для накала, к высокому или к низкому. С эмоциональной точки зрения они для него совершенно равноправны! Главное, что лексика (и грамматика) перестали быть нейтральными.

Фактически Аввакум пишет на трех языках. На церковнославянском, на русском литературном и на русском разговорном. И если содержательно у него разные языки задают весь спектр от сакрального до профанного, то для выражения эмоций важна лишь мера расхождения с нейтральной лексикой, грамматикой и орфографией. «Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится, – кольско[2]

гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной[3]

же человек на нея набрел, тут же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: «матушка-государыня, прости!» А протопопица кричит: «что ты, батько, меня задавил?» Я пришол, – на меня, бедная, пеняет, говоря: «долго ли муки сея, протопоп, будет?» И я говорю: «Марковна, до самыя до смерти!» Она же вздохня, отвещала: «добро, Петрович, ино еще побредем»». О жене «нея» – это очень сильно. И дальше церковнославянизмы «вздохня» и «отвещала». И этими тремя словами он, по сути, выражает жене всё уважение к ее стойкости, с которой она терпит все муки. От жен большинства великих людей жизнь требует настоящего подвига, но редко какой в ответ достанется такая благодарность. И отсюда, конечно, один шаг до декабристок, отправившихся в Сибирь, и два шага до поэмы Некрасова.

И когда протопоп говорит «до самыя смерти», то есть с ярким церковнославянизмом, он тем самым сразу все их страдания переводит с бытового, профанного уровня на сакральный. Аввакум у нас очень скромный, да, но тут он хотя бы этот ореол мученичества распространяет и на жену, чего она, конечно, заслуживает. Именно поэтому она отвещала (а не «отвечала») свое «ино еще побредем».

Про воеводу, у которого он был в Сибири: «Десеть лет он меня мучил или я ево – не знаю». Количество просторечий оцените. Видимо, сообразное с объемом мучений. Да, конечно, если тебе в поднадзорные выдают протопопа Аввакума, то очень сложный вопрос, кто тут кого мучил десять лет.