Что с Аввакумом дальше? Его все-таки возвращают из сибирской ссылки, он приезжает в Москву, снова в очень в неплохих отношениях с Алексеем Михайловичем. Тут уже Никон в опале, но Аввакуму по-прежнему не нравятся процессы, происходящие в русской православной церкви. «…уразумел о церкви, яко ничто ж успевает, но паче молва бывает. Опечаляся, сидя, рассуждаю: что сотворю? проповедаю ли слово божие или скроюся где? Понеже жена и дети связали меня. И виде меня печальна…»
– какой шикарный церковнославянизм! Это очень книжная конструкция, ее вообще не было ни в каком живом языке никогда; и опять это относится к жене. И дальше сплошь максимально высокий стиль (поэтому вам уже должно быть страшно, ничем хорошим такой церковнославянский кончиться не может!): «…протопопица моя приступи ко мне… и рече ми: «что, господине, опечалился еси?» Аз же ей подробну известих…» Итак, жена пришла к нему и сказала ему: «Почему ты опечалился?», он же ей подробно объяснил. Но несмотря на то, что он ее «известих» (безупречно книжная форма), известих он ее на чистом разговорном русском. Почему так? Возможно, у Аввакума проснулась скромность (уже без иронии), и ему действительно неловко совсем уж высокий статус своим словам приписывать, а возможно, и другое: он исчерпал эмоциональные возможности книжной речи, а надо усиливать, а для усиления, как мы знаем, ему годится любая смена штиля. По нервам бьет, это точно. Итак, он известих: «… “жена, что сотворю? зима еретическая на дворе; говорить ли мне или молчать? – связали вы меня!” Она же мне говорит: “господи помилуй! что ты, Петрович, говоришь?… Аз тя и с детьми благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи”».Со стилем разобрались, перешли к культурологии. Аввакум прекрасно понимает, что если он будет выступать с критикой церкви, то это приведет к новым бедам и для него, и для его семьи. И вот здесь мы с вами вступаем в очень мощный конфликт культур. Мы живем в эпоху, когда высшей ценностью социальной является семья. Человек, который не соблюдает интересы своей семьи, в современном обществе резко осуждается, а человек, который не соблюдает интересы своих детей, будет осуждаться еще более резко. Поэтому современное общество, ежели оглядывается в сторону декабристок, говорит закономерное слово «чё?!». Потому что Волконская, которая бросает маленького ребенка, чтобы ехать к мужу в Сибирь, в современном обществе никоим образом не может быть положительным персонажем. Я не буду никого ругать – ни Аввакума, ни Волконскую, ни современное общество. Я просто скажу, что в условиях нашего общества единица выживания – это человек. Одна штука. Следствием этого коллективизм у нас утрачен примерно полностью. Это нормально, в этом не виновны никакие ни политические, ни социальные силы. Причины исключительно в развитии материально-технической базы. В условиях -надцатого века всё было совершенно иначе. Человек выжить в одиночку не мог, и поэтому опора на общество была очень сильной. Вероятность, что твоим близким помогут, была много выше, чем сейчас. Я на помню, что это не идиллия, что у этой медали было аж две обратные стороны (геометрия в ужасе, но у нас тут культурология): во-первых, адски высокая смертность; во-вторых, общество тебя съест, если ты ведешь себя не по его правилам. Так что идиллический коллективизм и взаимовыручка – компенсация ежедневного смертельного риска. Еще вам для размышлений – истории типа «Авдотьи Рязаночки», где ей татары велят выбирать, кого из трех пленников она выкупит – мужа, брата или сына. Кого ей спасти? Брата. Потому что у нее может быть другой муж и другой сын. Но не может быть другого брата. Вот вам логика. И это – положительная героиня -надцатого века. Вы теперь хоть немного начинаете понимать отношение к супругу, к детям как к отнюдь не главному в жизни. И то, что Аввакум с таким теплом пишет о своей жене, делает ему честь. Потому что понятно, что жить с таким человеком – проще ж сразу застрелиться! Но она христианка, ей нельзя. И хотя бы вот такое уважение она от него получила. В те минуты, когда он не гневался. Вы ж понимаете, что такое жить с этим человеком! Он же чуть что, так сразу в ярость, да.