Читаем Русская зима полностью

– Да, я видела в «Фейсбуке». Мы же с тобой давно там друзья… Завтра Николай Витольдович должен прилететь. Очень его люблю как человека, он мне помог во многом. Но с ним в делегации и Скрявина. Знаешь такую критикессу?

– Нет. – Серафима не только не знала Скрявину, но и кто такой Николай Витольдович. – Я писателей нынешних мало знаю. Тебя вот, Петрушевскую, Водолазкина… Еще Свечина. Он тоже будет.

– А, ну да. – Полина на мгновение сморщила нос и тут же разгладила. – Нет, он вроде ничего. А жену его не люблю.

– Почему?

– Такая она… Вот как-то едем по Парижу, я заговорила, а она: «По вам сразу видно, что вы с Урала». Я хотела отреагировать, но я ведь интеллигентный человек… И мужа держит под каблуком. Наверно, поэтому он и кислый такой.

– Наверно…

– Надеюсь, он один приедет, без нее. Не знаешь?

– Не знаю.

– Хороший бифштекс. Чего не ешь?

– Да, надо…

В ресторанчике было тепло, но не жарко. Уютно. После вкусного и сытного ужина так не хотелось выходить на мороз. Пришлось. До гостиницы почти бежали.

– Еще четыре дня назад была в лете, – прикрывая рот рукой, говорила Серафима, – и сразу в зиму такую…

– Бедненькая. Что ж, привыкай к русской зиме.

Ночью ей долго снилось, что она ходит по огромному торговому центру и выбирает туфли на высоком каблуке. Магазинов обуви в торговом центре было множество, и Серафима переходила из одного в другой, осматривала туфли на стеклянных полочках. Не то чтобы ей ничего не нравилось, но даже примерять она почему-то не решалась.

Продавщицы-консультантки стояли в стороне и не лезли с советами, и Серафима удивлялась – обычно было не так.

Ходила-ходила, почувствовала вдруг такую усталость и слабость, какую чувствуешь только во сне: хочешь двинуть ногой, а она не двигается. Как тяжелая подушка. И приходится толкать себя вперед, с громадным усилием делать каждый шаг.

Втолкнула в очередной магазин, увидела – сразу, будто взгляд магнитом притянуло – именно те туфли, что были нужны. Вернее, они беззвучно крикнули: мы именно те!

«Тридцать восьмой размер есть?» – спросила Серафима.

«Это как раз он, – сказала продавщица. – Можете даже не примерять».

И Серафима не стала примерять. Взяла коробку, расплатилась и вышла. Уже без всяких усилий, наоборот – легко и бодро.

…Проснулась, долго лежала, боясь пошевелиться. Думала, что проснулась внутри сна. Сейчас проснется еще раз, по-настоящему, и не вспомнит этот странный, явно что-то символизирующий, что-то пророчащий сон.

Но это была уже явь. Номер в гостинице, узенькая кровать, тяжелые шторы, старый советский шкаф… То, что покупать новую обувь во сне – к хорошим переменам, она знала давно. Только вот это брожение по отделам, слабость, а вернее, абсолютная немощь, когда ноги приходилось переставлять руками, пугала. И то, что купила в итоге туфли не примеряя… Что-то это означает. Вряд ли хорошее…

Потянулась к айфону, чтоб прочитать толкование, и тут же остановила себя. Не надо.

Глава четвертая

1

На следующий день с утра была ее встреча со студентами театрального института, а после обеда – участие в торжественном открытии фестиваля.

Перед открытием долго тусовались в фойе Театра кукол – фотографы щедро снимали гостей, журналисты брали и брали интервью, местные литераторы общались с москвичами и Полиной Гордеевой… Свечина Серафима заметила почти сразу, как вошла. Он прислонился к стене и скучно поглядывал вокруг. Когда кто-нибудь подходил или фотограф наводил на него объектив, он слегка растягивал губы, а потом они снова слабели и опускались по краям.

Пересеклись взглядами; он кивнул Серафиме. Не подошел, а только кивнул, снова натужно изобразив улыбку. Она же почувствовала неловкость оттого, что заулыбалась ему широко, откровенно радостно, и скорей отвернулась. Честно говоря, ожидала не такой реакции после его писем «ВКонтакте». Зачем вообще писал, интересовался? Поставил восклицательный знак после «до встречи в Новосибирске»?

На открытии пели народные песни, плясали, говорили о русской литературе и о сибирской, словно слегка особой, отдельной. Коротко выступил и Свечин. Сказал, что Новосибирск ему не чужой – сам родом из Сибири, в Новосибирск приезжал в юности, чтоб пообщаться с рок-музыкантами, пожить в Академгородке, что уже много лет публикуется в журнале «Сибирские огни»… И Серафиме тоже дали слово, и она выразила свою признательность театрам Новосибирска, которые ставят спектакли по ее пьесам, поблагодарила пришедших вчера и сегодня на ее встречи, добавила, что всегда приезжает в Новосибирск с предчувствием какого-то важного события в своей жизни. Это было действительно так. Хотя часто предчувствие обманывало. Но об этом умолчала…

Торжественный ужин для участников фестиваля был назначен в ресторане гостиницы. Тронулись туда нестройной колонной. И наконец к ней подошел Свечин.

– Привет, – сказал так, будто только сейчас заметил. – Рад тебя видеть.

– Правда? – Серафима хотела, чтоб в ее голосе он услышал иронию, но ирония не очень-то получилась – то ли из-за волнения, то ли из-за мороза голос дрогнул; она кашлянула и добавила: – Я тоже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза