Русская зима

– Здесь остановилась.

– Тогда завтра в два возле театра. Да?

– Да.

Он приобнял ее и пошел, почти побежал к дверям.

– А пальто? – напомнила Серафима.

– Ой, блин, точно… – И снова скис.

Она наблюдала, как суетливо он ищет номерок, как откровенно боится выволочки от жены, и ей было и противно, и тоскливо, и любопытно. Будто она смотрела тот самый фильм про себя. Вернее, находилась на съемочной площадке своей жизни. Сейчас этот суетливый перепуганный человечек, которого ей определено кем-то полюбить, исчезнет, а ее отведут туда, где станут чествовать, благодарить, целовать в щеки, просить новых пьес.

А завтра будет новая съемка, новые эпизоды.

5

Она перепила. Сначала было шампанское, такое легкое и незаметное, что, казалось – несмотря на ее опыт, – сколько ни пей, не захмелеешь. И Серафима попросила красного сухого. Оно быстро кончилось. Остался коньяк и водка. И немного закуски – фрукты, канопе с сыром…

Актеры, цеховые постепенно расходились. Режиссер, извинившись несколько раз, сославшись на жену с маленьким ребенком, тоже исчез. Пожилая завлит устало моргала, и Серафима пошла в общежитие.

– В свой двухэтажный каменный особняк времен Чехова, – сказала самой себе, пытаясь поднять настроение. Алкоголь настроения не поднял – хотелось злиться.

На кухне кто-то бубнил и звякал стопками. Наверное, монтировщики пили, прихватив с фуршетного стола бутылку… Серафима тихонько умылась, закрылась в комнате и легла.

Но не спалось. Тянуло добавить, и она боролась с желанием пойти к тем, на кухню, и попросить плеснуть. Боролась долго, всерьез, и, слава богу, устала, уснула.

А проснулась в начале первого. Сначала испугалась, что времени осталось мало, хотела вскочить, а потом остановила себя. Не хотелось ни мыться, ни краситься, ни вообще встречаться. Смысл? Смысла не было. Если бы вчера остался хоть на полчаса, плюнул на эсэмэски, постоял бы рядом с ней возле фуршетного стола, то можно было надеяться…

«На что надеяться? – усмехнулась. – Тебе Гордеева еще в Новосибе сказала: не надо».

Да и нехорошо это, подло – лезть к женатому. Пытаться рушить его наверняка не очень-то теплое и уютное, но все-таки гнездышко… А то ли бес внутри, то ли некто, наоборот, светлый вдруг очнулся и зашептал: «Не подло, так надо. Надо, чтоб он был с тобой». Шепот такой явственный, что казалось, не внутри, а где-то за кроватью, за шторой стоит и шепчет…

– Ничего я не рушу, – сказала вслух твердо и сердито. – Встретимся, выпьем кофе. Пообщаемся. А потом… – В воображении мелькнуло то, что происходило ночами на узкой кровати в новосибирском «Азимуте», но Серафима договорила не об этом: – Потом ребятам позвоню. Посидим. Вечером еще схожу на спект.

Вспомнила, что сегодня понедельник – большинство театров закрыты… Ну тогда просто будет гулять по Москве с друзьями. Как раньше. Бутылка вина, кусок сыра, которые, отпив и закусив, передают друг другу. И радуются друг другу, смеются, обнимаются… Ведь можно же повторить то, что было семь-пять-четыре года назад?.. Пусть и в такой, серой, холодной, с кашей на тротуарах, Москве.

В последнее время она почти всегда приезжала сюда с Игорем Петровичем, встречи и пирушки проходили обычно в кабачках. По улицам гурьбой не бродили, а если и случалось, то с Игорем Петровичем было не так. А может, не в нем было дело, а в них уже. Под тридцать и за тридцать, это не двадцать с копейками…

Все-таки стащила себя с кровати. Помылась под ржавым, заросшим известковым налетом душем. Высушила волосы феном, надела чистый лифчик, свежие трусики с Микки-Маусом на боку. Колготки телесного цвета, ту белую майку с широким полукруглым вырезом на груди, в какой была в тот раз в Ельцин-центре. Когда Свечин засмотрелся. Казалось, было это так давно, а прошло-то меньше полугода…

В чемодане были две юбки: легкая и до колен – это на случай Португалии, вторая же длинная, льняная. Выбрала первую. Замерзнуть не боялась – на улице минус три, а у нее пуховик. На ноги – сиреневые мартинсы. Купила прошлой осенью в Берлине.

Краситься не стала. И лень, и толку-то… Собиралась на это свидание через силу, шла – по обязанности.

6

Без пяти два была у дверей театра. И почти сразу заметила Свечина, переходящего улицу. В том же пальто, в круглой шапочке. Поправил сползающий с плеча ремень узкой сумки для ноутбука… Лицо было кислым, а она опять невольно расплылась в улыбке. Почувствовала, что уголки губ где-то действительно в районе ушей, хотела стянуть их, придать лицу выражение приветливое, не больше, но Свечин уже увидел ее с этой улыбкой и улыбнулся в ответ. Но невесело, а может, и насмешливо. Или как-то сочувствующе, что ли… Наверняка понимает, что она к нему испытывает. Что у нее серьезно… И ему, скорее всего, и приятно, и тяжело. И не против – скажем прямо – перепихонов время от времени. Но чтоб не мешало семейной жизни. И не случайно свидание назначил в два часа дня, а не вечером. Вечером он будет с женой, дочками.

– Привет, – сказал. – Я вроде без опозданий.

– Всё нормально. – Серафима ожидала поцелуя в щеку, но не дождалась.

– Какие планы?