Читаем Русская зима полностью

– Ну, это мужчины обычно планируют свидания… Я вот, например, еще не завтракала.

Свечин огляделся:

– Вот – «Братья Караваевы». Нормально?

– Наверно…

Вошли. Оказалось маленькое кафе-кондитерская. Серафиме не захотелось здесь сидеть.

– Давай купим кофе с собой и пирожки, и погуляем?

– Я сыт, – не скрыл Свечин. – А ты, пожалуйста.

Серафима выбрала маленький американо и два пирожка – с капустой и вишней. Не бутылка вина и кусок сыра, но какое-то подобие.

Свечин достал карту:

– Я заплачу.

Крошечного знака внимания хватило, чтоб ее раздражение сменилось благодарностью.

Пошли гулять. С широкой Радищевской улицы свернули на узкую.

– Высоцкого, – прочитал Свечин на указателе. – Логично…

Тротуар был нечищеный, машины ехали навстречу, побрызгивая смесью снега и реагента. Серафима торопливо жевала пирожки и запивала кофе. Есть на ходу было неудобно. Нет, это совсем не вино и не сыр…

Бросила пустой стаканчик и пакет с салфетками в урну, взяла Свечина под руку.

– Кстати, – он сделал неожиданную рокировку, – по этикету мужчина должен идти справа. – И сам вдел ее руку в петлю из своей левой руки.

Серафима помнила, что это не так, но промолчала. Пусть, если он уверен.

А Свечин добавил:

– Правая рука мужчины должна быть свободна. Знаешь зачем?

– Зачем?

– Чтоб в любой момент дать по морде потенциальному сопернику.

– Понятно…

Улица загнулась влево, потом еще раз, и впереди появилась всё та же Радищевская. Свечин снова глянул на синий указатель.

– И это Высоцкого. Получается, она круговая.

– Дуговая, – с некоторым раздражением поправила Серафима: эти слова про право-лево, свободную руку, круговую были не теми, лишними и ненужными. Словесный сор вместо настоящего. О чем они должны говорить сейчас, она не знал, но уж точно не об этом.

– Что, может, к тебе?

– Ты замерз?

– Не особо.

– Давай тогда еще походим.

Свечин без энтузиазма пожал плечами:

– Ну давай.

– Ладно, пойдем ко мне.

– Но ты хотела…

– Пойдем. – И она потянула его к общежитию.

7

Сели на кухне. Свечин вынул из сумки плоскую бутылку коньяка «Старый Кенигсберг» и шоколадку «Вдохновение».

«Даже не пол-литра, – отметила Серафима. – Триста семьдесят пять. Боится напиться, жена заругает». И внутренне распаляя в себе раздражение, презрение к нему, вслух обрадовалась:

– Отлично! А у меня яблоки есть.

Быстро сполоснула яблоки, порезала, положила на тарелку. Нашла в шкафчике водочные стопки.

– Такие подойдут? Коньячных нет.

– Я не эстет…

Свечин хрустнул крышкой, коньяк тяжело забулькал в стопки.

– Я понемногу, – сказал.

– Да.

– За встречу.

– Да…

Чокнулись, закусили дольками яблок.

– Шоколад бери.

– Да я не очень его…

– В небольших количествах полезно. – Свечин оглядел кухню, кивнул на пепельницу на подоконнике. – Я закурю?

– Да. Я тоже.

Переставила пепельницу на стол.

– Или сначала по второй? – спросил Свечин.

– Можно по второй.

Первая порция коньяка упала внутрь горячим комочком и растворилась там без следа. После второй побежали по телу живые ниточки. Мягко защекотали мозг. Вернее, крошечный отдел в мозгу, отвечающий за что-то важное. А выкуренная сигарета его расшевелила. Вся эта сцена, редкие вымученные фразы показались уже не такими тоскливыми.

– Еще немножко? – Свечин приподнял полупустую бутылку.

Серафима улыбнулась, но так, с ухмылкой:

– Давай еще немножко.

Свечин заметил:

– Я не стал много брать. Впереди целый день.

– Я понимаю.

Целый день… Наш общий целый день? Или вообще?..

– Спектакль мне понравился, – вдруг сказал Свечин как-то невпопад сейчас, а закончил совсем уж смешным: – Пьесу, правда, не успел прочитать. Но я прочитаю.

– Да необязательно. – Как еще было отреагировать?

– Надо. Это важная тема. – И предложил чокнуться.

Чокнулись. Проглотили крошечные комочки коньяка; Серафима куснула дольку яблока, Свечин пихнул в рот обломок шоколадного бруска.

Посидели, пожевали.

– Пойдем, – предложил Свечин.

– Куда?

– В спальню.

Серафима ощутила и вокруг, и в себе пустоту, и из этой пустоты в эту пустоту произнесла:

– Пойдем.

В комнате он приобнял ее, обозначил движением, что начинает ее раздевать. А когда Серафима стала помогать ему, отступил и стал раздеваться сам.

Так готовятся к сексу давно живущие друг с другом. Привыкшие друг к другу. Без предварительных намеков и игр, без разогревающих поцелуев… Подходят к кровати, без стыда снимают одежду и ложатся.

Часто постель с мужчинами предварялась таким, что она чувствовала себя извращенкой, хотя это наверняка лучше, правильней, чем вот такая будничность… Вспомнила – так же почти было и в Новосибе, и что – значит, будет и дальше, если они будут встречаться? Какая тоска…

Но разделась и легла. И Свечин лег рядом. Притянул к себе, затяжно поцеловал, а потом навалился сверху.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза