– Какой разговор! – И подумала: «У жены привык отпрашиваться». И еще: «А у меня-то с какой стати?» И прервала мысли резким, слегка раздраженным: – Так, продолжаем писать!
…Потом был обед – разогрели в микроволновке блинчики с мясом; Серафима порезала овощной салат.
– Со сметаной? – спросила. – С маслом?
– Я люблю со сметаной.
– Я тоже.
– А на ужин кролика приготовлю.
– Буду рада. Сейчас выложу размораживать…
После обеда лежали на кровати. Просто лежали рядом. Серафиму тянуло задать ему много вопросов, но то ли разум, то ли душа останавливали: пока не надо, рано, этот лишний, и этот тоже…
Свечин смотрел в потолок. О чем-то думал. О чем-то тяжелом. Но, кажется, не раскаивался, не жалел… И без ее просьбы сказал, что его мучит:
– Надо родителям сообщить. Но как… То есть надо слова подобрать.
– Скажи, что поехал по делам в Екат. Творческие встречи.
– Сейчас могу так сказать. А через три дня, через неделю… Лучше сразу правду…
«Какую правду? Что ушел из семьи, от дочек, уехал в другой город? К кому? К девушке? А кто она ему? – вспыхнули в мозгу новые вопросы и падали горячими каплями, жгли Серафиме сердце. – Мне тоже надо сказать родителям. И что сказать? Кто он? Откуда взялся?»
Про Игоря Петровича, который был старше папы на семь лет, они, конечно, знали. Наверняка догадывались об их отношениях. Молча, без одобрения, принимали. Женька, сестра, иногда шутила, называя Серафиму и Игоря Петровича внучкой и дедушкой… Знали и про Лёню, и при редких встречах были с ним любезны. Может, воспринимали как будущего зятя. Серафиме и самой казалось, что вот-вот он объявит: никуда не уйду, будем жить вместе, там покончено, всё. И ее раздражение им, желание, чтоб утром он скорее ушел – исчезнет. Может, это раздражение и желание были ревностью.
Но вот поселился Свечин. Ни с того ни с сего вроде. Из ниоткуда взявшийся. Родителям о нем не рассказывала, сестре – как-то обмолвилась, без подробностей… И хоть живет отдельно, самостоятельно, независимо, объясняться все равно придется.
Свечина она немного обманула – дела у нее были не по работе, поехала не в театр, а в «Подкову». Собрала подруг и Женьку. Полину Гордееву, правда, звать побоялась – с ней отдельно; Полина, чувствовала, могла одной фразой убедить выставить Свечина за порог. Ей этого не хотелось. Но она не понимала, что делать, как они будут жить вместе изо дня в день. Вот два дня прожили, и вроде как хорошо, а с другой стороны… Своим присутствием он заставлял ее вести себя не как обычно, быть не совсем собой. А быть не совсем собой в своем доме – непросто.
Заняли стол на втором этаже, где всегда было тише, меньше народу.
– Ну что, девушки, влипла ваша Серафима, – начала она шутливым тоном, – пришел к ней в дом мужчина и не уходит.
– Наверное, не сам пришел, а – привела, – с той же интонацией поправила самая старшая за столом, Ирина Зиммель, профессор, лингвист, с которой Серафима подружилась еще студенткой.
– Формально – да. Но ничего не предвещало.
Оля Рощина:
– Ну уж… Сколько о нем говорила, как сохла.
– А сколько ему лет? – спросила сестра Женька.
– Сорок пять, кажется.
Подруги дружно покривили лица. Да, не первая свежесть. Ну, первая и не нужна. Но что с ним будет через семь – десять лет… Так это поняла Серафима.
– Он в форме, – запротестовала. – Ну, таблетки не глотает, кажется. – Уточнила.
– Да, а как зовут-то хоть? – вспомнила главное Ирина. – Кто он вообще?
Серафима сказала, и Ирина тут же углубилась в смартфон.
– Но тебе хорошо с ним? – новый вопрос, на этот раз от подруги юности Вали Гладилиной, благодаря которой Серафима написала свою первую настоящую пьесу. Тогда, на кухне, когда Валя трахалась с ее любимым…
– Не знаю… Кажется, хорошо. Хотя я не привыкла. После Вани Башкирцева я ведь ни с кем вот так не жила… чтоб круглыми сутками вместе.
Подруги сочувствующе покивали. Знали, конечно, про ее отношения с Игорем Петровичем, с Лёней.
– Что ж пора возвращаться к упорядоченным сексуальным отношениям, – высказалась сестра Женька, сестра младшая, но уже несколько лет как замужем.
Потом возник вопрос: когда познакомились? Серафима несколько путано стала объяснять, что шапочно знакомы давно, но впервые поговорили летом, когда он приезжал на фестиваль, а сблизились – она выбрала именно такое слово – в ноябре в Новосибирске. Потом были два дня в Москве…
– Не густо для начала совместной жизни, – вздохнула Женька; она со своим Вадиком была знакома с четырнадцати, в восемнадцать стала с ним жить, и в двадцать вышла замуж.
– А человек-то статусный, – оторвалась от смартфона Ирина. – Автор двадцати книг прозы, лауреат премий. В том числе, – ее взгляд вернулся к экранчику, – «Большая книга», премии Правительства Российской Федерации в области культуры. Ну и внешне ничего.
Подруги по очереди заглянули в смартфон.
– Ну слава богу, не прощелыга с улицы, – хохотнула Валя.
Женька поддержала возникший градус веселости:
– Лауреатка сошлась с лауреатом
– Что ж, это стоит отметить, – сказала Ирина.
Столкнули посуду кто с пивом, кто с вином, кто с хреновухой.
А после некоторого молчания Оля Ропшина осторожно спросила: