Русские друзья Шанель. Любовь, страсть и ревность, изменившие моду и искусство XX века

Перед этим втайне от мужа Мися сняла со счета в банке и принесла генералу Захарию Мдивани значительную сумму, пообещав ему, что в США заказов у Русудан будет гораздо больше. «Там ее будут ценить как молодого скульптора, приехавшего из Парижа, есть большие перспективы, и ваша дочь очень быстро сможет вернуть мне деньги, так что об этом не волнуйтесь», – сказала Мися.

«Пусть она там поскорее выйдет замуж за миллионера и вернется в Париж лет через десять с мужем и кучей детей, – пожелала Мися мысленно. – Сильно располневшая».

Дело с билетом и сборами решилось в течение нескольких недель, и вот уже Русудан собирала вещи, а старшая подруга ей помогала. На дно чемодана девушка положила плюшевого мишку, Мисю поразила эта потрепанная игрушка: «Ребенок она, конечно, еще ребенок, недавно потеряла мать и впервые расстается с отцом. Хорошо, что у нее там трое братьев». Мися принесла в подарок шерстяной костюм от Шанель, из последней коллекции; ей казалось, что это самая подходящая вещь, чтобы пойти на первое свидание с владельцем американского банка.

– Рада, что ты увидишь братьев, – сказала Мися, когда они на прощание встретились в кафе.

– Да, особенно жду не дождусь увидеть Алекса, – кивнула Русудан, вид у нее был грустный.

«Ты бежишь от Жожо, от его глупого увлечения… спутал он, все абсолютно спутал, и меня, кажется, запутал тоже. Но ничего, я все исправлю. Беги на здоровье! Наша любовь с Жожо снова станет яркой, а возможно – даже ярче, чем прежде», – пообещала себе Мися.

«Не забывай нас», – попросила девушку Мися, сама не понимая, что чувствует – грусть от расставания или радость освобождения. Она заметила за собой: когда смотрела на Русудан и слушала ее, то чувствовала симпатию, граничащую с нежностью, но стоило Русе скрыться за углом, как Мися начинала подозревать ее в двуличии и коварстве.

На вокзал Сен-Лазар, с которого поезд должен был доставить Русю в Гавр, откуда отплывал океанский лайнер, Мися не пошла. В тот день она грустила и начала сооружать большое дерево из кораллов и сердолика.

Серт после отъезда Руси еще больше похудел и набрал уйму заказов. С Мисей он по-прежнему почти не разговаривал, старался бывать дома как можно реже. Только однажды спросил ее со смиренной тоской: «Хорошо ведь без любви, правда, Тоша?»

Мися заплакала.

* * *

Газеты писали о первом со времени начала войны триумфальном турне «Русского балета» по Европе. В начале ноября труппа переехала из Мадрида в Рим. Вскоре, в мрачный ноябрьский полдень, Мисе позвонил режиссер Сергей Григорьев.

– Вы не в Риме? Почему? – забеспокоилась она.

– Вчера оттуда… у меня плохие новости.

– Что-то с Сержем?

– Да, мадам, но я ничего не стану рассказывать по телефону. Мне надо вас увидеть.

Она весь день провела в тревожном ожидании, Григорьев пришел вечером. Скромный и аккуратный человек, всегда напоминавший Мисе налогового инспектора или банковского работника. Когда-то Григорьев был хорошим танцовщиком, работал с Дягилевым с первого спектакля «Русского балета» в Париже. Его жена, балерина Чернышева, была солисткой, а сам Сергей Леонидович с годами все реже выступал на сцене, но благодаря исполнительности и ответственности сделался незаменимым при постановке спектаклей. Он стал режиссером, посредником между Дягилевым и труппой, поэтому балерины звали его «папа Григорьев». Для Миси Сергей Леонидович Григорьев был полностью закрыт тенью Дягилева, она его едва замечала.

– Что за намеки? Говорите прямо, у меня не железное сердце, – набросилась она на режиссера. – Страху нагнали…

– Сначала мне нужно выпить, мадам, извините.

– Но Дяг живой? – выдохнула она, спешно отдав распоряжение прислуге.

– Что вы придумываете, – серое лицо Григорьева исказилось, – конечно, он живой.

– Тогда рассказывайте быстро, – не выдержала Мися.

Григорьев заговорил, то и дело отпивая виски. Его трясло.

В Мадриде отношения Дягилева и Мясина продолжали накаляться. Когда труппа переехала в Рим, импресарио нанял двух детективов, чтобы следить за танцовщиком, и сделал это издевательски демонстративно: двое молодчиков в черных кожаных одеждах, на мотоциклах, не таясь ездили за Леонидом по улицам, заходили вслед за ним в гостиницы и рестораны, расспрашивали портье. Леонид продолжал ухаживать за Савиной, теперь тоже не скрываясь, – англичанка то получала за завтраком букет цветов, то шла с ним на вечернее свидание. Она-то, по-видимому, не замечала мотоциклистов.

– Леонид и Серж выясняли отношения каждый день, на репетициях и после спектаклей. Мясин поселился в отдельной гостинице. Серж страдал. Очень страдал! Почернел лицом и перестал есть. Серж потерял аппетит, вы можете вообразить такое?

– Я же говорила Лёле, я его предупреждала… – Мися налила себе виски.

– Вы разговаривали с Леонидом, мадам? До нашего отъезда?

– Разумеется. Ну, что дальше?

– Все-таки я надеялся, что эта история как-то сойдет на нет, Леонид образумится. Надеялся на чудо, – сморщившись, Григорьев потер переносицу. – Ведь Мясин нигде не сможет получить такие условия, как у нас, – пожал он плечами. – Нигде!