Русский ад. Книга первая

– Всем… з-звонит?.. – голос Ельцина дрогнул.

– Так точно, – доложил Коржаков. – Чтобы они, значит, всем миром поднялись бы против Ельцина.

– Кто «они»? – не понял Президент России.

– Мировое сообщество. Он сейчас со страха там всех поднимет. Хорошо, что не поднял пока Белорусский военный округ.

– А может?

– Пока договор не ратифицировал съезд, – он – Верховный главнокомандующий. Может.

– Да?

– Да. Как Сталин.

– Не надо аналогий.

– Есть! Но армия у него в подчинении. У него, а не у Шапошникова, Борис Николаевич! Этого дурака, который довел себя до сердечного приступа, Горбачев может прогнать в любую секунду. Сделает любого генерал-лейтенанта генералом армии, да того же Лебедя… он тут же уволит Грачева, своего поставит… за пост министра он кому угодно шею сломает.

Ядерная кнопка, кстати, тоже у Горбачева. Да все у него!

– Горбачев на кровь не пойдет, – махнул рукой Ельцин.

– На кровь-да. На арест – пойдет. А что ему остается?..

Ельцин замер. Он в самом деле загоняет Горбачева в угол.

– Так нам… что? Хана, Александр Васильевич?..

Хана или не хана?

– Да где ж хана, Борис Николаевич?! Где? То есть будет хана, – тараторил Коржаков, – если сейчас дурака сваляем. Плюнем на все и – вернемся в Москву. Вот тогда хана! Только надо, Борис Николаевич, наоборот. Уже сегодня – СНГ! Пока они там чешутся и перезваниваются, ставим их раком! Россия стремится жить по-новому! Поэтому – новый Союз. Немедленно. Прямо сейчас.

– А где Бурбулис? – вспомнил Ельцин.

– В номере, поди… Пригласить, Борис Николаевич?

– Пригласить! Всех сюда! Козырева, Шахрая… Гайдара этого… Все ш-шоб у меня сидели!..

Ельцин вцепился в бинты, пытаясь их разорвать.

– Помочь, Борис Николаевич? С ногой же оторвете!..

Ельцин оттолкнул его в сторону:

– Идите и возвращайтесь! Всем – ко мне!

Коржаков щелкнул каблуками и вышел.

…Погода и в самом деле была сказочная, снег искрился и просился в руки. Когда Брежнев бывал в Минске, Петр Миронович Машеров (под любым предлогом) не пускал его в Беловежье, в «заповедник добра», как он называл Беловежскую Пущу, – Машеров боялся, что Брежнев со свитой перестреляют всех зубров, их было тогда штук сорок, не больше…

Молча вошел официант, на подносе красовался «Мартель».

– Это за-ч-чем? – сжался Ельцин. – Я шта… просил?

– От Станислава Сергеевича, – официант нагнул голову. – Вы голодны, товарищ Президент?

Когда приближался запой, Ельцин ненавидел всех – и все это знали.

Не сговариваясь, Коржаков и Бурбулис посмотрели на часы. Между первым и вторым стаканом проходило примерно восемь-двенадцать минут. Потом Ельцин «впадал в прелесть», по слову Бурбулиса, то есть все тяжелые вопросы, особенно по бизнесу, можно было свободно решить где – то на двадцатой минуте.

«Не пить, не пить, – повторял Ельцин, – потом… я потом, опоз-зо-рюсь, па-а-том…»

Волосы растрепались, белая, заношенная чистая майка вылезла из его тренировочных штанов и висела, как рубище.

Ельцин вдруг почувствовал, что задыхается. Он облокотился на стену, толкнул дверь и вывалился в коридор.

За дверью стоял Андрей Козырев. Увидев мятого, грязного Ельцина, Козырев растерялся:

– Доброе утро, Борис Николаевич…

Ельцин имел такой вид, будто он только что сошел с ума. Внимательно, словно не узнавая Козырева, он посмотрел на него, икнул и снова закрыл за собой дверь.

«Что это было, Господи?..» – обомлел Козырев.

Смерть?.. Да, смерть! Рюмка коньяка или смерть. Третьего не может быть, если горит грудь, если в каком-то адском вареве сплелись кишки и криком хочется кричать – обнять, схватить себя самого какой-нибудь мертвой хваткой и тут же прикончить… Или немедленно выпить. Коньяк, пиво, одеколон, яд, неважно что, лишь бы выпить…

«Сид-деть… – приказал себе Ельцин, – си-деть…»

Он застонал, почти закричал. Его прошиб холодный пот, и удар был такой сильный, что Ельцин сжался, как ребенок, – но не от боли, а от испуга; ему показалось, что это конец.

Так он и сидел, обхватив руками голову и покачиваясь из стороны в сторону.

«Не пить, не-э пить… пресс-конференция, нельзя… не – э-э пить…»

Ельцин встал, схватил бутылку, стал наливать стакан, но руки тряслись и коньяк все время проливался на стол.

Тогда он резко, с размаха, поднял бутылку и – припал к горлышку.

Часы пробили четверть шестого.

Ельцин сел в кресло и положил ноги на журнальный столик. Бутылка с остатками «Мартеля» стояла перед с ним.

…Потом Коржаков долго говорил, что Назарбаева нет в Алма-Ате, что он, судя по всему, летит в Москву на встречу с Горбачевым, что Бурбулис нашел в Вашингтоне помощников Буша и Президент Америки готов связаться с Президентом России в любую минуту…

Ельцин кивал головой и плохо понимал, что происходит.

Соединенные Штаты предали Михаила Сергеевича сразу, мгновенно, в одном телефонном разговоре. Буш просто сказал Ельцину, что идея «панславянского государства» ему нравится, и пожелал Президенту России «личного счастья».

Здесь же, не выходя из комнаты, Ельцин подмахнул договор об образовании СНГ, ему дали выпить и отправили спать – перед прессконференцией.

Встреча с журналистами состоялась только в два часа ночи: Президент России трудно приходил в себя.