Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Другим возможным источником информации могли быть сведения, собранные находившимися в Борисове «великими» послами. Однако знакомство с большим количеством донесений, направлявшихся в течение весны 1660 г. из Борисова в Москву, показывает, что долгое время «великие» послы не располагали какими-либо сведениями о польско-шведских переговорах. Отправляя 25 апреля к комиссарам гонца С. Зеленого, ему поручали выяснить, «комисия у поляков с шведы о миру идет ли или кончилась, и что на той комиссии поляки с шведы учинили?»[2282]. Но к концу месяца картина переменилась. Приехавший к послам 27 апреля гонец Л. Путилов сообщил, что Е. Глебович и К. Завиша «сказывали ему… комиссия, де, у них с шведы кончилась». Но, как осторожно отметил гонец, от других он об этом не слыхал[2283]

. Тогда же о заключении мира без каких-либо подробностей писал послам и И.А. Хованский[2284].

30 апреля посланцы комиссаров М. Вержбовский и И. Комар уже официально сообщили о заключении мира, который предусматривал уход шведов из Мальборка и Эльблонга и освобождение курляндского герцога[2285]

. Все эти сведения попали в Москву уже в мае.

Еще одним и важным источником информации для правительства были, конечно, сообщения А.Л. Ордина-Нащокина. Он гораздо раньше, чем «великие» послы, сумел получить сведения о том, как развиваются польско-шведские переговоры. Информатором дипломата стал Богуслав Радзивилл, который переписывался с наместником ливонских городов как наместник бранденбургского курфюрста в Восточной Пруссии. Богуслав Радзивилл имел основания испытывать также личную признательность к А.Л. Ордину-Нащокину. Если И.А. Хованский во время похода на Подляшье разорил его владения Орле и Заблудово, то владения, лежавшие близко от наместничества Ордина-Нащокина, не пострадали, и наместник Царевичева Дмитриева даже сделал «указ крепкий», «чтоб не разорены были»[2286]. О переговорах под Гданьском он сообщал своему корреспонденту, что «меж поляки и шведы подлинной покои будет» и смерть Карла Густава будет способствовать быстрому заключению соглашения[2287]

. От Б. Радзивилла он получил и о «вестях многих печатную тетрадь», в которой говорилось, что «договор (между поляками и шведами. — Б.Ф.), слава богу, вперед идет, а что у шведа до Курляндской земли дела нет, а о Ливонской земле еще договариваютца, а что господа шведы, хотя не все, ино немного, чает, поступятца». Мир будет скоро заключен, так как «королева польская о том гораздо тружаетца у францужского посла»[2288]

— посредника на мирных переговорах. В начале апреля все эти сообщения были доставлены в Москву и переведены в Посольском приказе.

О содержании готовившихся мирных соглашений А.Л. Ордин-Нащокин имел достаточно точное представление, но оценивал их, прежде всего, как русский представитель на мирных переговорах со шведами. Он с явным удовлетворением писал царю, что «ищут шведы, чтобы со всеми государствы мир учинить и прежние взятые земли все уступают». Из этого следовал вывод, что и с Россией шведы будут искать мира[2289]. Какими опасностями чревато было для России заключение мира, над этим он в тот момент не задумывался. О самом заключении мира он узнал с явным запозданием — из грамоты участника переговоров, канцлера курляндского герцога М. Фелькерзама, доставленной ему 11 мая. Когда 28 мая этот документ попал в Москву, данное сообщение уже не было для русских новостью.

Параллельно с сообщениями о ходе и результатах переговоров под Гданьском в Москву поступали сведения о положении в приграничной полосе, анализ которых мог пролить также какой-то свет на намерения польской стороны, а затем и прямые свидетельства о том, какую политику по отношению к России намерены проводить правящие круги Речи Посполитой после заключения мира со Швецией.