Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Правящие круги Речи Посполитой решительно брали курс на большую войну с Россией. Соответствующие решения были приняты в Варшаве на собрании сената 4 июня н. ст. Участники собрания — литовские сенаторы добивались того, чтобы главные силы во главе с самим королем были направлены на земли Великого княжества Литовского, но возобладала иная точка зрения. Освободившаяся армия во главе с коронным польным гетманом Е. Любомирским должна была двинуться на Украину, вместе с ней 10/VІІ должен был двинуться сам король. Таким образом, главным театром военных действий должна была стать Украина. К литовской армии должна была присоединиться лишь стоявшая на Подляшье «дивизия» С. Чарнецкого[2259].

Помимо того, что выбор театра войны был определен силой влияния коронных магнатов, существенное значение имело то обстоятельство, что на этом театре войны польские войска могли рассчитывать на поддержку крымских татар. Договоренность с Крымом была легко достигнута[2260], но для начала масштабных военных действий польские военачальники должны были дождаться прихода на Украину главных сил Орды, поэтому начать военную кампанию должна была северная армия.

Такое развитие событий вызывало беспокойство литовских политиков, входивших в состав делегации, направленной на переговоры с Россией, в особенности тех из них, чьи владения, как, например, у Е. Глебовича и К. Бжостовского, лежали в восточных областях Великого княжества, на Смоленщине и прилегающих к ней территориях. Эти люди пытались найти иной выход из сложившейся ситуации. К апрелю-маю 1660 г. относится ряд свидетельств о спорах между представителями Короны и Литвы в связи с подготовкой к мирным переговорам с русскими «великими» послами.

Ко второй половине апреля относятся записанные в полковой избе И.А. Хованского «расспросные речи» ксендза Кр. Казимира Хмелецкого. Он сообщал, что, если представители Короны не придают значения тому, будет заключен мир или нет, то литовские комиссары («Глебович с товарыщи») «на том меж себя присягали, что, не учиня доброго, с комиссии не ехать». В тех же «речах» указывается и причина, по которой представители Великого княжества хотели скорее заключить мир — это привело бы к прекращению войны и спасло бы от полного разорения страну[2261]. 28 апреля другой католический священник сообщал уже о спорах между самими литовскими комиссарами: если К. Завиша предлагал отложить переговоры до сентября, то Е. Глебович резко возражал, что к этому времени во владениях магнатов и шляхты не останется хлеба, который съедят «ратные люди»[2262]

.

Если коронные магнаты стремились к войне, надеясь на татарскую помощь, то литовские политики не разделяли этих надежд. Мы хотим мира, «понеж нам те пасилки так страшны бусурманские», — писал В. Госевскому К. Бжостовский[2263]. От возобновления войны здесь ожидали лишь полного разорения страны. Войска обеих сторон «подлинно пущи имения наши не допустошоные разорят», — читаем в том же письме. Некоторые из комиссаров ради достижения мира готовы были пойти на серьезные уступки царю.

Так, в начале апреля один из русских гонцов «тайным обычаем» встречался с Е. Глебовичем и тот говорил ему, что он понимает, что у царя нет доверия к коронным магнатам. Поэтому он готов добиваться, чтобы в «поветах», которые царь уступит Речи Посполитой, «в замках бы были государевы осадные люди»[2264]. Как видно из письма К. Бжостовского В. Госевскому, литовские комиссары готовы были начать мирные переговоры без каких-либо гарантий взаимной безопасности, полагаясь лишь «на право всех народов»

[2265], согласно которому участники переговоров не могли подвергаться нападению. Программой-минимум для литовских представителей было заключение перемирия на время ведения переговоров[2266].

Однако литовские политики не могли направлять события по своей воле. Они были не в состоянии противостоять давлению магнатов и шляхты Королевства, а жесткая позиция русской стороны не оставляла поля для маневра. 16 июня н. ст. К. Бжостовский в новом письме В. Госевскому сообщал, что нет никаких надежд на заключение мира. Русские, — писал он, — «никакой надежды опричь сабли не оставливают»[2267]

. Когда на военном совете в Варшаве было принято решение о войне, настроение литовских политиков переменилось. На съезде, созванном для ратификации Оливского мира, представители Великого княжества на встрече с королем, а затем королевой 21 и 23 июня н. ст. добивались, чтобы король «in persona» отправился на войну в Литву[2268]. Тем самым при возобновлении войны на территорию Великого княжества Литовского были бы направлены главные военные силы Польско-Литовского государства.