Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

С. Змеева выступил из Могилева[2324], 13 мая он перешел Березину[2325], 19 мая находился в районе Минска[2326]

и лишь к 27 мая он пришел в военный лагерь у Ляховичей[2327]. Таким образом, путь полка С. Змеева от Могилева до Ляховичей занял около месяца. Гонец Василий Нечаев 6 мая сообщал «великим» послам, что к Хованскому прибыл 5-тысячный отряд «черкас», которым тот велел «стать своим обозом от Ляхович за сорок верст»[2328]. Это были казаки Нежинского полка[2329]

. Все эти подкрепления были посланы, конечно, еще до получения 30 апреля первых тревожных сообщений от И.А. Хованского.

Реакцией на них стал первый важный шаг. 6 мая к В.Б. Шереметеву в Киев был направлен М. Головин с «наказом», в котором говорилось, что он должен направить на север полк Д. Краферта — в Смоленск, а полки Е. Франзбекова, А. Гамильтона, К. Яндера в судах по Днепру в Могилев (или Быхов). Эти три полка должны были стать под начальство кн. С.А. Хованского и присоединиться к армии его брата[2330]. 23 мая С.А. Хованский получил наказ и списки ратных людей своего полка[2331]. Отвечая на предписания царя, в начале июня В.Б. Шереметев просил оставить в его распоряжении полк Д. Краферта, а другие полки он выражал готовность отпустить к И.А. Хованскому «с киевской пристани»[2332]

. Сложность, однако, состояла в том, что суда, на которых следовало отправить эти полки, должны были прибыть из Смоленска с подкреплениями для армии В.Б. Шереметева. К тому времени, когда разразилась битва при Полонке, они, как увидим далее, еще не отбыли из Смоленска.

Было также принято решение направить на помощь И.А. Хованскому Черниговский и Нежинский полки[2333], но и эти полки не подошли к Хованскому в нужное время. 2 июля 1660 г. черниговский полковник Аникей Силич, дошедший до Бобруйска, тщетно пытался узнать у «великих» послов, где находится армия Хованского[2334].

Таким образом, определенные меры (хотя ряд из них и запоздал) были приняты, но они явно не отвечали серьезности положения. Речь шла, главным образом, о перетасовке тех сил, которые уже находились в приграничной полосе, а не о пополнении их новыми крупными контингентами. Не было предпринято никаких чрезвычайных мер для мобилизации всех людских и материальных резервов. Такое спокойное отношение царя и его советников к происходящему лишь отчасти можно объяснить некоторыми особенностями поступавшей к ним информации. Так, наряду с сообщениями о выдвигавшихся в Речи Посполитой военных планах, в Москву поступали и сообщения о противодействии этим планам со стороны литовских политиков (в иной связи эти сообщения уже затрагивались выше). Так, ксендз Кшиштоф Казимир Хмелецкий, сообщая Хованскому о планах войны с Россией и связывая их с инициативой коронных политиков, одновременно заверял, что литовские сенаторы, если по вине коронных политиков переговоры будут прерваны, якобы «станут милосердия просить у великого государя о себе, чтоб под его высокою самодержавною рукою в вечном подданстве быть со всем Великим княжеством Литовским»[2335]

. В мае в Москву стали поступать «вести» о «конфедерации» в литовском войске, которое отказывается идти на службу, не получая жалованья. Задержанный 11 мая гонец, ездивший к Полубенскому из Слуцка, сообщал, что военные, если не получат жалованья, «с корунными гетманы, с Чернецким хотят битца, а з бою хотят со всем литовским войском быть в подданстве у великого государя». Король посылает против них крымских татар, чтобы «желнырей всех выстинать (порубить)»[2336]. В этих сообщениях имевшие место разногласия выступали в преувеличенном, гипертрофированном виде. Ни литовские сенаторы не собирались переходить под власть царя, ни литовское войско переходить на русскую службу. Слухи, что конфедераты хотят служить царю, намеренно распространялись их политическими противниками.

В июне стало ясно, что все эти конфликты в прошлом и не помешают Речи Посполитой вести войну[2337]. Однако это не заставило русское правительство принять какие-то экстренные меры для усиления армии. Царь и его советники считали, что сил, имеющихся в распоряжении Хованского, вполне достаточно, чтобы нанести поражение противостоящей ему вражеской армии. Лучше, чем что-либо другое, об этом свидетельствует важный шаг, предпринятый в Москве в конце июня 1660 г. 22 июня 1660 г. стольник Василий Кикин был отправлен к Хованскому с важными указаниями царя. На значение этого документа для понимания военно-политических планов русского правительства справедливо указал О.А. Курбатов[2338].