Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

Одновременно приходили новые известия о возможности заключения направленного против России польско-шведского союза. Так, на встрече 11 февраля 1661 г. В. Толба сообщил А.Л. Ордину-Нащокину, что вместо утонувшего в море Шлиппенбаха из Стокгольма в Варшаву отправлены новые послы добиваться, чтобы король с царем «не мирился, покамест у него перемирье выдет, а после б перемирья учинить ему с польским королем соединенье»[2664]. Таким образом, по истечении Валиесарского перемирия России могла угрожать война с коалицией из Речи Посполитой, Крыма и Швеции. А.Л. Ордин-Нащокин упорно убеждал царя, что со стороны шведских политиков это только угрозы, на войну с Россией они не решатся, но у царя и его советников не было никаких доказательств его правоты.

В конце марта 1661 г. в Новгород прибыл возвращавшийся из Стокгольма гонец Василий Мяконин. Для определения отношения русского правительства к мирным переговорам его сообщения должны были иметь особое значение. В. Мяконин привез сведения о решениях заседавшего в Стокгольме риксдага. Риксдаг дал Б. Горну полномочия для заключения мирного договора с Россией, но лишь при условии, «чтоб завоеванные Лифлянские городы отдать без мотчания». Что касается выдвигавшегося ранее на переговорах предложения уступить Алексею Михайловичу «Ижорскую землю, а взять за нее деньги», то об этом участники риксдага «и слушать не хотели»[2665].

Гонец настойчиво пытался выяснить, что будет, если русская сторона не согласится на такие условия мира, беседуя «с разных чинов людьми». Записи таких разговоров помещены в нескольких местах его статейного списка[2666]. Все его собеседники были единодушны: «буде завоеваных Лифлянских городов шведом не отдадут, и шведы за Лифлянские городы хотят всчать войну». Некоторые из собеседников Мяконина прямо говорили, что сейчас самое подходящее время для войны, так как «на государевых ратных людей учинились от поляков и татар упадки великие»[2667].

Как выяснил Мяконин, войны с Россией добивались «служилые люди» — военные, по его сведениям они обратились с таким предложением к участникам риксдага[2668]

. Как он пояснял в своем статейном списке, военные стремятся к новому вооруженному конфликту, так как «им заплаты нет, и во всем скудость большая, кормитца нечем»[2669]. Отсутствие в шведской казне средств на ведение войны вряд ли могло успокоить царя и его советников. Им, вероятно, было известно, что в прошлом именно недостаток средств на содержание армии побуждал неоднократно шведские правящие круги начать войну с одним из соседей.

Мяконин также выяснил, что по окончании войны войска не были распущены, а отправлены «кормиться» на территорию Финляндии[2670]. Проезжая через Финляндию на пути в Стокгольм и встречаясь с шведскими рейтарами и солдатами, гонец слышал от них, «что им лошади велено кормить и самим быть готовым»

[2671].

В свете всех этих информаций опасность войны со Швецией, если бы русское правительство не пошло на уступки, выглядела вполне реальной. Реальной была и опасность польско-шведского союза. По сведениям, собранным Мякониным, утонувший на море Шлиппенбах ехал в Варшаву именно для заключения союза, направленного против России[2672].

Все эти новые сведения безусловно способствовали тому, что в первой половине 1661 г. русское правительство последовательно держалось линии, намеченной уже ранее: ценой уступки завоеванных территорий заключить мир со Швецией и сосредоточить все силы на борьбе с Речью Посполитой за белорусские и украинские земли. В таких условиях 23 марта 1661 г. в деревне Кардис начались мирные переговоры между представителями России и Швеции[2673]

. Шведским политикам были хорошо известны те трудности, с которыми к этому времени столкнулась русская сторона, поэтому на переговорах шведские представители заняли очень твердую позицию. Уже вскоре после их начала они потребовали возвращения всех земель в Ливонии, занятых русскими войсками. «И до того, — сообщали русские представители царю, — ни в какие договоры… вступать не хотят»[2674]. Не прибегая к прямым угрозам, шведские представители сообщали «по дружбе» И.С. Прозоровскому и его коллегам, что «с иной, де, стороны обещают им и многое, чтоб нынешней государь их… с царским величеством не мирился»[2675]. В дальнейшем они прибегли и к угрозам, заявляя, что в Швеции «ныне есть многие солдаты в зборе, а иных ещо прибирают, а время даром проходит и рати держать даром накладно»[2676]. Этим доводам русским дипломатам было нечего противопоставить. Допустить разрыва переговоров и возобновления в скором времени военных действий они не могли. В итоге целый ряд спорных вопросов был решен так, как этого добивалась шведская сторона.