Рыцарь Теней

И что все вещи являются реальными по-разному, в различные времена, в различных местах?

— О’кей, сказанное тобой вполне может оказаться тем самым посланием. Тем не менее сомневаюсь, что это «что-то» доходит до таких крайностей лишь для того, чтобы выразить философские представления, которые могут быть новыми для тебя, но, что более вероятно, совсем замусолены где-нибудь в иных краях. Должна быть особая причина, та, которую я пока еще не уловил.

До этого мгновения сцены, сквозь которые я проходил, были неподвижны. Теперь же возросло число картин, в которых присутствовали люди; а некоторые изображали и прочие живые создания. В них уже было действие: в каких-то — насилие, в каких-то — любовные сцены, в каких-то — просто домашняя жизнь.

Да, кажется, это уже прогресс. Может быть, подготовка к чему-то.

— Когда они выпрыгнут и набросятся на меня, я узнаю, что наконец прибыл в пункт назначения.

Кто знает? Отсюда я делаю вывод, что критика искусств — неимоверно опасная область деятельности.

Но эти этюды вскоре постепенно исчезли, и я опять трусил по светящейся тропе сквозь темноту. Вниз, вниз по все еще отлогому склону к перекрестку. Где же шляется Чеширский Кот, когда я как никогда нуждаюсь в логике кроличьей норы?

На бегу я поглядел на перекресток. Мигнул — перекресток по-прежнему передо мной, только декорации изменились. Теперь справа на ближайшем углу высился фонарный столб. Под ним маячила неясная фигура и курила.

— Фракир, как они притащили это? — спросил я.

Очень быстро, — ответила она.

— Что гласит этот набросок?

Внимание сосредоточено на тебе. Однако никаких нехороших намерений.

Приблизившись, я сбавил темп. Тропа обернулась мостовой, по обе стороны — поребрики, ограничивающие тротуары. Я ступил с проезжей части на тротуар, тот, что справа. Когда я двинулся по нему, мимо меня ветром протащило клочки влажного тумана, развесив их между мной и светом. Я еще сбавил шаг. Вскоре я заметил, что мостовая покрылась влагой. Мои шаги отдавались эхом, словно я шагал между зданиями. К этому времени туман уплотнился настолько, что я не мог различить, действительно ли вокруг меня стояли дома. Чувство было такое, словно они там были, поскольку тут и там во мраке проступали совсем затененные участки. Холодный ветер задувал в спину, и капли влаги изредка слетали на меня. Я остановился. Поднял воротник плаща. Откуда-то — совершенно вне поля зрения — высоко над головой донеслось слабое гудение самолета. Я вновь зашагал, когда оно миновало меня. Затем еле слышно и приглушенно, вероятно, с другой стороны улицы, долетел звук фортепиано, играющего полузнакомую мелодию. Я закутался плотнее в плащ. Туман кружился водоворотами и густел.

Еще три шага — и он рассеялся, а она стояла передо мной, спиной к фонарному столбу. На голову ниже меня, в плаще и черном берете, волосы ее были темными и блестящими. Она уронила сигарету и медленно раздавила ее носком лакированной туфли на высоком каблуке. При этом мелькнула ее нога — совершенной формы. Она достала из внутреннего кармана плоский серебряный портсигар с выгравированным изображением розы на крышке, раскрыла его, взяла сигарету, зажала ее в губах, закрыла портсигар и спрятала. Затем, не глядя на меня, спросила:

— Прикурить не найдется?

Спичек у меня сроду не было, но я не мог позволить такой мелочи удержать меня.

— Конечно, — сказал я, медленно поднося свою кисть к этому лицу с тонкими чертами.

Я держал кисть слегка повернутой от нее — чтобы она не смогла заметить, что там ничего нет. Я шепнул слово, которое родило искру, прыгнувшую от кончика моего пальца к сигарете, она подняла свою руку и тронула мою, словно бы для того, чтобы огонек был устойчивей. И подняла глаза — большие, темно-синие, с длинными ресницами — и, затянувшись, встретила мой взгляд. Затем она охнула, сигарета отлетела прочь.

— Mon Dieu! — произнесла она и обхватила меня руками, прижимаясь ко мне и всхлипывая. — Корвин, — сказала она. — Ты нашел меня! Тебя не было целую вечность!

Я крепко обнимал ее, не желая говорить, не желая разбивать ее счастье такой глупостью, как правда. Черт с ней, с правдой. Я погладил ее по волосам.

Так мы стояли долго, потом она отстранилась, подняла голову и посмотрела на меня. Еще несколько секунд, и она поймет, что это всего лишь сходство и что она увидела только то, что хотела увидеть. Поэтому я спросил:

— Что такая девочка, как ты, делает в этом месте?

Она тихо рассмеялась.

— Ты нашел путь? — сказала она и затем прищурилась. — Ты не…

Я покачал головой.

— Мне не хватило храбрости, — сказал я ей.

— Кто ты? — спросила она, отступая на полшага.

— Мое имя Мерлин, и я в сумасшедшем походе-поиске, которого не понимаю.

— Янтарь, — тихо сказала она — ее руки по-прежнему на моих плечах, — и я кивнул.