Ржавчина

Какъ только опасность миновала, Николай Сергевичъ воскресъ. Ему теперь и самому казалось страннымъ, чего онъ трусилъ? Съ организмомъ жены можно вынести и не такую болзнь… И первое время онъ сидлъ около ея постели, игралъ съ ней въ карты, а потомъ съ каждымъ днемъ у него являлось все больше и больше «длъ». Онъ узжалъ на цлые дни, а къ жен «прикомандировалъ», какъ говорилъ онъ, Шатова и Бжецкаго. Они втроемъ цлыми днями играли въ карты. Сначала Бжецкій видимо скучалъ. Онъ не находилъ ни малйшаго удовольствія въ обществ такой «женщины-мальчика», какаю ему казалась Анна. Ея товарищескій тонъ, безцеремонное обращеніе, вся ея наружность съ короткими волосами, съ полудтскою фигурой — не нравились ему. Никсъ почти силой велъ его въ себ, чтобы доставить жен партнера играть въ карты. Скоро Бжецкаго стала занимать нкоторая оригинальность въ Анн и, наконецъ, злить ея отношеніе къ нему какъ къ «юнош». Онъ сталъ ходить къ Слащовымъ все чаще и чаще, пока; не сдлался ежедневнымъ гостимъ. Николай Сергевичъ и радъ былъ, что жена не скучаетъ, — онъ могъ безъ угрызеній оовсти узжать, «по своимъ дламъ». Анна въ самомъ дл не скучала. Посл того маскарада она не то чтобъ охладла къ мужу, а онъ потерялъ тотъ ореолъ, какимъ она его окружала прежде. Она даже бывала рада, когда онъ не сидлъ тутъ, не мшалъ ея задушевной болтовн съ Шатовымъ и подтруниванію надъ Бжецкимъ. Ей становилось сейчасъ легче и веселе, когда она не видала передъ собой скучающей физіономіи мужа. Съ Шатовымъ ей было больше всего по душ, Бжецкаго же она только терпла.

— Зачмъ вы тамъ подтруниваете надъ несчастнымъ Бжецкимъ? — спросилъ ее разъ Шатовъ, когда они остались вдвоемъ.

— Характеръ такой у меня, — весело отвтила Анна, закуривая папиросу.

— При чемъ тутъ характеръ? — совершенно серьезно возразилъ ей Шатовъ. — Вчера вы его довели до зеленаго змія, какъ говорится, а за что?… Можно не давать волю своему характеру, не мучить людей, особенно если они такъ хорошо относятся къ вамъ, какъ Бжецкій.

— А иначе скучно… О чемъ мн съ нимъ говорить? — Не о чмъ… Онъ такъ глупъ, — заговорила Анна капризнымъ тономъ.

— Во-первыхъ, онъ вовсе не глупъ, — все такъ же спокойно возразилъ Шатовъ, — а во-вторыхъ, вы знаете, что подобныя поддразниванья къ добру не приведутъ. Вамъ онъ нисколько не нравится, къ чему же кокетство?…

— Да разв это кокетство, Петръ Петровичъ?

— Конечно… И самый ужасный видъ кокетства… Не мн вамъ толковать это, — сами очень хорошо знаете. А вотъ какъ Бжецкій васъ полюбитъ…

— Полноте, — быстро перебила его Анна, — разв можетъ эта пробка любить?…

И разговоръ перешелъ на другіе предметы.

Прошло еще два мсяца.

Въ ма Слащовы перехали къ себ въ деревню въ К — ую губернію и взяли общаніе съ Шатова и Бжецкаго пріхать гостить къ нимъ.

IX.

Они и сдержали свое общаніе. Бжецкій пріхалъ почти черезъ недлю посл Слащовыхъ, а Шатовъ немного позже.

Никъ съ Бжецкимъ узжали на охоту, навщали сосдку-помщицу въ двухъ верстахъ отъ Нагорнаго, а Шатовъ все время оставался съ Анной. Охоты онъ не любилъ, а здить по сосдямъ просто лнился. Лто стояло жаркое, томительное. Только по вечерамъ и возможно было дышать.

Разъ вечеромъ, когда солнце уже зашло, но земля еще окрашивалась розоватымъ свтомъ его лучей, все общество Нагорнаго спускалось внизъ къ рк отъ большаго барскаго дома, стоящаго надъ этою ркой, на высокой гор.

Въ воздух не было ни малйшаго втерка; ни одинъ листокъ не шевелился; вода какъ будто остановилась и точно зеркало отражала въ себ небо, розоватыя облака, противуположный берегъ…

— А вонъ и моя Голопаевка видна, — сказала одна изъ дамъ, когда все общество вышло на берегъ и расположилось на сваленномъ бурею дерев.

— Гд это? — спросилъ ее, сидвшій рядомъ съ ней, Слащовъ, накидывая пенснэ.

— Вонъ видите, новая крыша въ зелени…

— Да?… Какъ отсюда близко, — отвтилъ ей Николай Сергевичъ. — Еслибы не надо было длать объзда черезъ плотину, какими бы мы были близкими сосдями, какъ бы я надодалъ вамъ!…

— Неужели сдлать нсколько верстъ лишнихъ такъ трудно? Если очень хочешь видть, то о нихъ и не вспомнишь, — кокетливо заговорила она.

Барыня эта, Софья Ивановна Рудниковская, была ближайшею сосдкой по имнію Слащовыхъ. Николай Сергевичъ зналъ ее уже нсколько лтъ, но зналъ всегда какъ примрную жену и добродтельную мать. Онъ находилъ ее хорошенькой, но она не представляла для него никакого интереса.

Два года тому назадъ мужъ Рудниковской сошелъ съ ума. Онъ помшался безъ всякой видимой причины, такъ, разомъ. Софья Ивановна была потрясена страшно, но не растерялась, собрала какія имла средства и свезла мужа въ Петербургъ въ частную лчебницу душевныхъ болзней. Тамъ ей дали слабую надежду на его выздоровленіе. Сама она заперлась въ деревн и жила тамъ съ пятилтнею дочкой, чтобы поправить денежныя дла и имть возможность хоть мсяца два въ годъ проводить въ Петербург. Ея поступокъ удивилъ всхъ. Она издавна пріобрла репутацію женщины недалекой и большой кокетки.

Такъ относились къ ней даже теперь и Слащовъ, и Шатовъ, и Бжецкій. Николаю Сергевичу уже черезъ недлю по прізд надоло его Нагорное и онъ былъ радъ развлеченію.