Счастливый Кит. Повесть о Сергее Степняке-Кравчинском

Отплясавши, слегка задыхаясь, он вытер капельки пота на лбу и стал допытываться у Курочкина, каким же талантом он в самом деле обладает. И тут произошло открытие, озарившее его скудную жизнь на много недель. Оказалось, что Курочкин — художник. Вернее, не художник, а замечательный копиист. Конечно, подделать полотно Веласкеса или Тициана он не решится, но повторить подпись Бенвенуто Челлини, или автограф Победоносцева, или даже выгравировать на кремовой бумажке портрет дамы в белом парике — Катеньки он может без труда. И не всякий эксперт отличит в этом случае фальшивую сотенную от настоящей ассигнации. Сдерживая с огромным трудом охватившее его волнение. Гуденко спросил:

— И часто вам приходилось применять эти свои способности?

— Никогда,— гордо отрезал наборщик.— Не имею склонности к авантюрам. «Все в жизни прах, все в жизни тлен, а в смерти все туманно»,— сказал один неглупый английский поэт. Но если бы судьба свела меня с Гарибальди, я мог бы быть ему полезен.

— Подумали бы лучше о своей пользе! — вырвалось у Гуденко.

Надо же! Топор под лавкой. Рядышком. Искал, искал несуществующий заговор — оказалось, антиконституционная акция прямо под рукой! Он плохо владел собой. Радужный план будущего рискованного предприятия еще смутно мелькал в голове, но уже обнадеживал.

Не замечая воодушевления своего собутыльника, Курочкин все так же мрачно пробубнил:

— Поздно. Время мое истекло.' Идеалы во прахе. Будущего не вижу.

Гуденко отмахнулся:

— Будущее ваше блистательно. Вы не подозреваете, как счастливо сложились для вас обстоятельства. Ловите фортуну за хвост.

Он и сам верил в то, что говорил. Возникший внезапно план использовать талант Курочкина был единственным шансом на спасение его самого от нависшей угрозы.

Три дня назад Рачковский приехал в Лондон и вызвал к себе Гуденку в отель на Гровенор-стрит. Приглашение свалилось как снег на голову. Он не подозревал, что начальник агентурной разведки иногда совершает инспекционные поездки и теперь уже несколько дней пребывал в Лондоне и даже посетил Ольгу Алексеевну Новикову. Ничего хорошего от встречи с Рачковским он не ждал. Наблюдения его над лондонскими эмигрантами были очень поверхностны, сведения скудны. Готовясь к свиданию, он судорожно старался придумать какое-нибудь сенсационное сообщение, но, кроме оживленной переписки Фанни Степняк с семьей Карауловых, пребывающих в Сибири, и довольно частых писем Минского и Венгеровой из России, в голову ничего не лезло.

К Рачковскому он явился в состоянии смятенном и в то же время готовый к отпору.

Начальник заграничной агентуры сидел у камина в вольтеровском кресле, в халате, с трубкой в зубах. Когда-то он мечтал быть флотским офицером, стоять на капитанском мостике, вглядываясь в туманные дали. А какой же морской волк без трубки в зубах?

Интимность обстановки, немундирный вид Рачковско-го в халате, с обнаженной жилистой шеей, выступающей из батистовой сорочки, пылающие поленья в камине, дымчатые сумерки за окном вдруг странно расслабили Гуденку, почти успокоили его. Соблюдая субординацию, он бодро отчеканил:

— Явился по вашему приказанию.

Рачковский вяло отозвался:

— Было бы лучше, если бы вы действовали по моему приказанию.

Недоуменно задрав и без того высоко вскинутые брови, Гуденко захныкал:

— Воля ваша, Петр Иванович, я, кажется, прилагаю усилия...

— Не по тому адресу прилагаете. Ольга Алексеевна, человек бесценный для нашего ведомства, не может вспоминать о вас без дрожи отвращения.

Внезапно обнаглев, Гуденко, не раздумывая, брякнул:

— Я тоже. Хорошо хоть в этом мы сошлись.

— Вижу, что она была права,— Рачковский встал, сдерживая бешенство, зашагал по комнате.— Вы, по-видимому, забыли свое место и свою роль. Вы агент. Исполнитель приказаний начальства и наблюдатель. Вы обязаны понимать, что от вас требуется. А что вы преподнесли Ольге Алексеевне? Вот полюбуйтесь,— он указал рукой на письменный стол,— вон там, в желтой папке, ваш трофей. Она швырнула его мне, а вам сделала прощальный подарок — убийственную аттестацию.

— Убийственную?— чуть слышно прошептал Гуденко.

Он рванулся было к столу, но Рачковский остановил его.

— Не торопитесь. Мне пришлось выслушать, что мы прислали к ней человека грубого, бестолкового, непроверенного, кажется, даже пьяного. Я должен сделать из этого выводы. Самые радикальные. Вам понятно?

У Гуденки потемнело в глазах. Качнулся на потолке розовый фонарь на массивных цепях, будто поехало в сторону чеппенделевское кресло у письменного стола. Свершилось. На улицу. Вышвырнут, как приблудившегося пса. А все она, зловещая волоокая дама. Пиковая дама!

— Тройка, семерка, туз!— выпалил он, совершенно растерявшись.

— Что вы сказали? — грозно спросил Рачковский и вдруг расплылся в хитрой улыбке: — Пиковая дама? Слушайте, с вашим воображением неужели вы не можете соорудить подобие заговора? Подбить их, вдохновить, наобещать чего угодно. Вы же прекрасно работали в Америке. Вошли в доверие... Куда все девалось?

Все еще не веря счастливой перемене в тоне, Гуденко бормотал: