Семь незнакомых слов

— Вы и театр! —Клавдия всё ещё высматривала во мне несостоявшегося актёра, широко распахнув глаза и недоумённо качая головой. — Как такое может быть? Вот это сюрприз! Вы точно не сочиняете? И только ради этого приехали в Москву? Всё равно не верю!

— Эй, девушка, — напомнил я, — зубы не заговаривайте! Не верит она! Баш на баш: что там с вашим сюжетом?

Продолжая покачивать головой, сообщница пообещала рассказать сюжет вечером — когда придём домой. Прозвучало, словно у нас общий дом.

Мы дошли до Нового Арбата, а там прыгнули в троллейбус.

— Куда теперь? — спросил я.

— За деньгами.

Так открылся секрет материального благополучия Вагантовых: они сдают квартиру на Кутузовском проспекте. Престижное место с парадными домами сталинской архитектуры, где с советских времён селилась высшая государственно-партийная номенклатура, культурная, научная и военная элита. В квартире когда-то жили Клавин папа и его тётя по матери, заменившая папе родителей. В семейной истории она фигурирует, как «тётя-мама Клеопатра».

«Тётя-мама» воевала лыжницей-снайпером на Финской, затем на Великой Отечественной, потом стала инструктором по подготовке лыжников-снайперов и после войны работала в структурах госбезопасности. Папа же когда-то жил совсем рядом с Кремлём, на Моховой, но от того времени в его памяти осталось лишь три-четыре разрозненные картинки. Его отец осенью 1941-го ушёл в московское ополчение и пропал без вести, а мама работала на авиационном заводе и погибла во время одной из бомбёжек Москвы в 1942-м. Папа попал в детский дом, провёл в нём полтора травматических года, пока переведённая с фронта в тыл тётя не разыскала его и не забрала к себе. Поначалу они жили в коммуналке, неподалёку от Кутузовского, на Большой Дорогомиловской, а в начале 1950-х «тёте-маме» дали квартиру в этом доме.

Моя девушка хорошо помнит «тётю-маму»: в детстве она считала её почти такой же родной бабушкой, как и бабулю. Они регулярно заходили к ней в гости, благо расстояние по московским меркам всего-ничего, а она бывала у них, часто гащивала на даче академика Вагантова, состояла во взаимно уважительной дружбе с Клавдией Алексеевной и Клаву неизменно называла Клавушкой. К сожалению, семь лет назад «тётя-мама» умерла, и это большая потеря для них всех, но, конечно, для папы — наиболее горестная.

Мне хотелось спросить, как познакомились Клавины родители, но было понятно, что расплачиваться за любопытство придётся ответной историей про моих родителей — роскошь, которую сейчас я себе позволить не мог.

Моя компания требовалась Клавдии для психологической поддержки и номинальной защиты. Арендная плата — сумма не огромная, но в наши неспокойные времена и она может спровоцировать нападение гипотетических грабителей. К тому же их арендатор — аккредитованный в Москве британский журналист — имеет обыкновение проводить рандеву с арендодателями в халате на голое тело (хочется думать, что трусы всё же при нём), демонстрируя ничем не прикрытые ноги. Вдвоём с Клавдией Алексеевной видеть его таким — ещё как-то куда-то. Но одной — некомфортно, мало ли что придёт в импортную журналистскую голову.

И точно: сын Туманного Альбиона был облачён в синий шёлковый халат, голые ноги покрывал рыжеватый пушок. Выглядел при этом доброжелательным: губы улыбались, глаза в круглых очках тонкой оправы смотрели приветливо. Они с Клавой обменялись десятком фраз на английском, одна из них касалась меня: мелькнуло вопросительное «Бойфренд?» и ответное «Йес». Из кармана халата появилась стопка купюр — фунты стерлингов. Англичанин протянул деньги Клаве, Клава передала их мне и коротко сказала: «Две тысячи». Я пересчитал стофунтовые бумажки и кивнул: двадцать штук. После указующего взгляда сообщницы спрятал их во внутренний карман пиджака.

В своём кабинете моя девушка, прежде чем положить денежную стопку в ящик письменного стола, отделила от неё две купюры и протянула их мне:

— Вы пока нигде не работаете — вам же надо на что-то жить, — объяснила она то, что казалось ей лежащим на поверхности. — Или нужно больше?

— Нисколько не нужно, — я достал из кармана потрёпанный конверт с суммой, оставшейся после закрытия фирмы, и попросил взять мои сбережения на хранение: всё время носить их с собой — некомфортно, оставлять в комнате общежития — опасно (мало ли: выбьют дверь и украдут). — Здесь полторы тысячи.

Конверт с долларами без проверки содержимого отправился в стол вслед за фунтами. После задумчивой паузы сообщница попросила меня протянуть руку и снова сжала её ладошками — сильнее, чем в прошлый раз.

— Знаете, что меня удивляет? — она не сводила с меня своих карих глаз. — Разговор — всего лишь обмен звуками. Почему-то одни звуки заставляют людей враждовать, другие — дружить.

— Интересная мысль.

— А есть звуковые комбинации — их надо один раз услышать и запомнить. Сможете?

— Это вы о чём?