Семья

– Мама, я, кажется, поняла, где я запаздываю. Я тянусь грудью к ногам, а надо, наоборот, ноги к груди подтягивать.

– Катя, хватит! – Хмурый Стефан подошёл и взял под уздцы Кармен. – Ты устала, завтра продолжим.

– Я ещё раз! – Катя умоляюще взглянула на него, – ну, пожалуйста, Стефан.

– Катя, ты позволишь, я подстрахую тебя? – вмешалась я.

– Да, мамочка! – Катя вставила ножку в стремя и взлетела в седло.

Стефан укоризненно посмотрел на меня, я улыбнулась самой невинной улыбкой, какая нашлась у меня в арсенале, и он отдал поводья Кате.

На этот раз Катя сгруппировалась в воздухе, легко коснулась мата ступнями, по инерции ушла в кувырок через плечо и встала на ноги. Я тихонько рассмеялась. Ошеломлённая лёгкостью исполнения трудной задачи, Катя несколько мгновений растерянно смотрела на меня. Едва слышно я произнесла:

– Браво, Котёнок!

Оцепенение её прошло, и она бросилась мне на шею.

– Мама, это так просто!

– Поздравляю, детка, ты услышала своё тело! Запомни это ощущение контакта.

Катя засмеялась, побежала к Стефану, он наклонился и подхватил её на руки. Обняв его за шею, она что-то пошептала ему на ухо, потом заторопилась к деду и, забравшись к тому на колени, затихла.

Максим, предоставленный самому себе на протяжении всего занятия, подъехал ко мне на Мустанге и спросил:

– Мама, ты видела ошибку Кати? – Он перекинул ногу через седло и скользнул на землю.

Я кивнула.

– Я так и думал. Почему ты не указала Кате на ошибку?

– Хотела, чтобы Катя сама обнаружила её. Ты на конюшню? Пойдём, я хочу поблагодарить Стефана.

Максим взял Мустанга в повод и направился вместе со мной к конюшне.

– Ты долго с Катей разговаривала. Какие ещё ошибки ты увидела у Кати?

– У тебя их нет, милый, ты на своём Мустанге – кентавр!

Лицо Макса вспыхнуло удовольствием.

– Правда, ноги, пребывающие заметно ниже брюха коня, несколько нарушают эстетику образа.

Мы оба рассмеялись, потом я остановилась и, заглянув ему в глаза, сказала:

– Сынка, я горжусь! Ты прекрасный наездник!

– Мне приятно, мама. Спасибо.

Я засмотрелась, на радужке Макса вспыхивали одна за другой золотые искорки, точно такие, как у Серёжи. Я прошептала:

– Люблю тебя, сынок!

Катя так ничего и не сказала о вчерашних нападках Даши. Уходя на кухню, спросила:

– Мама, ты придёшь помогать? Мы с Машей решили бисквит печь.

– Нет, детка, меня розы ждут, уже неделю не могут дождаться, сорняком зарастают.

– А на Пепле сегодня будешь заниматься?

Я пожала плечами.

– Надеюсь! Но пока розы в порядок не приведу, никаких плясок!

– И даже «Встреча трёх» отменяется?

– Ты хочешь ещё денёк отдохнуть?

– Неет! – Катя засмеялась. – У меня сегодня и музыка, и живопись.

– Ты с Максом объединилась?

– Нет, мама!

– А как ты совместишь?

– Увидишь! – Довольная интригой, Катя убежала.

А я, прихватив перчатки, отправилась на розовые клумбы. Граф решил поддержать меня в трудах своим присутствием и, развалившись на дорожке рядом с цветником, умильно поглядывал на меня, подложив под морду лапу.

Розы обильно набили бутоны, но цвести пока не начали. Отложив тяпочку, я, где возможно, присаживалась на корточки, пальцами выуживая молоденькие сорняки, нахально тесно растущие рядом со стволиками роз. Перчатки постоянно цеплялись за шипы, мало защищая от уколов и замедляя работу, и я их сняла.

«Как Катька собирается рассказывать о полотнах и их авторе, показывать эти самые полотна и музицировать одновременно?»

Катя огромными объёмами поглощала информацию об изобразительном искусстве, о художниках, о картинах, о времени, в котором жили первые, и обрели жизнь вторые. Каким-то неведомым способом она воспринимала живопись в переплетении с музыкой. В возрасте семи лет Катя заявила: «Мамочка, я, когда играю на скрипке, я вижу картины. Они сами появляются, я не заставляю их вспоминаться. А когда я смотрю на картину в галерее, у меня в голове музыка сама начинает играть».

Художественную литературу Катька не читала, она со вниманием слушала Андрэ, когда тот декламировал стихи, будучи маленькой, любила слушать Серёжу, читавшего ей и Максу вслух, но сама тотчас откладывала книгу в сторону, обнаружив, что та не содержит информации о живописи.

– Зачем читать мысли давно умерших людей, мама? – спорила она. – Надо самой думать.

– Катюша, начинать развитие лучше с высокого старта, чем с нуля. Читая чужие мысли, ты присваиваешь их себе или отвергаешь, тем самым учишься задаваться вопросами, думаешь и анализируешь. Литература так же, как живопись и музыка – культурное наследие цивилизации. Чтобы стать частью цивилизации, необходимо впитать в себя культуру цивилизации. По-другому, никак.

– Мама, где время брать? Я начинаю учить итальянский язык.

– Вот и славно! Учи. И читай итальянскую классику. Читай Петрарку, Джованьоли, современного Умберто Эко, читай в подлиннике и быстрее выучишь язык; выучишь язык – лучше поймёшь итальянскую живопись. Язык – культурный код народа. А где ты найдёшь народный язык, как не в художественных произведениях.

– А у нас эти книги есть?

– В интернет-магазине есть. Закажи, будет и у нас!