Вихрь качнулся и не спеша поплыл к Ведьме. Она отступила, ничего не понимая.
«И в благодарность…»
Ведьма отступила ещё на шаг и ещё – и побежала. Вихрь поплыл за ней, всё ускоряясь. Голос Дракона звучал у неё в голове, ужасающий в своём спокойствии.
«И в благодарность за спасение, смертная, я – я убью тебя быстро».
Вихрь рванулся и настиг её.
И Северная Ведьма, Госпожа Твердыни, Владычица мёртвых и прочая, прочая, прочая – перестала быть.
Свет возвращался медленно, словно наплывал издалека. Ита не могла понять, где находится. Может, случайно заснула в библиотеке? Такое пару раз приключалось с ней, и когда отец обнаруживал её там – наказания было не избежать. Может, её снова посадили в чулан возле кухни? Бр-р, там холодно и пауки… Память отказывалась повиноваться. Ита помнила, кто она, но никак не могла сообразить, что же с ней произошло, отчего никак не удаётся окончательно открыть глаза и проснуться. Она словно бы с трудом приподнимала веки, но сквозь эту щель не могла ничего различить, кроме тусклого света и каких-то мутных пятен.
И голоса… Точно! Издалека доносились голоса, показавшиеся знакомыми, хотя она не могла узнать ни одного из говоривших.
– Левое крыло им отдайте, – распоряжался громкий женский голос, явно привыкший повелевать. – Там есть что-нибудь, кроме спален и будуаров?
– Да, моя госпожа… Вот, если запамятовали: там два заклинательных покоя, малая трапезная, кухня, пять кладовых…
– Прекрасно. Пусть маги живут там. Мне нужны все маги до единого, все, кто здесь есть. Подвалы ещё не расчистили?
– Заканчиваем, моя госпожа.
– Побыстрее, э-э… как там тебя? Бертх. Ты знаешь, что я шутить не люблю.
– Да, моя госпожа…
Бертх. Бертх. Какое-то очень знакомое имя… Ита изо всех сил уцепилась за него, как утопающий цепляется за соломинку. Бертх, Бертх, кто же это… И вдруг память вывалила на неё всё – всё, чем она была, всё, что случилось в её не такой уж короткой жизни, и она с трудом удержалась, чтобы не закричать.
Отцовский, продуваемый всеми ветрами замок. Побег. Ученичество – вначале у одного баронского чародея в Хаддузе, потом – в имперской академии в Арморике. Плащ свободной чародейки… Неистовое желание пробиться, доказать, соперничать с этими надутыми Орденскими магами… блестящая, как ей тогда казалось, идея подчинить себе высокие широты… долгие часы в библиотеках и хранилищах древностей, тщательное собирание – заклятий, записей, знакомств, денег… путь на Север… закладка фундаментов будущей Твердыни, эксперименты возле Рога – тогда и появилась первая «большая магическая фигура»… Гости, их помощь и невыносимое соседство… Дракон… его жестокость и страсть… пленение гостей и, наконец, – его последний удар.
Дракон!..
Ита Ормдаль едва переводила дух. Так всё-таки – где она? Что это за место и что за голоса?..
И тут на неё обрушился второй удар.
Женский голос, раздававший приказы, был её собственным. Это
Ита попыталась зажмуриться, забиться в самую темноту, но скрыться от этого знания и от этого голоса, продолжавшего распекать некоего Бертха, не могла.
Бертх. Бертх. Ну конечно, Бертх – мастер-эконом в Твердыне!
Значит, она, Ита, по-прежнему жива! Значит, Дракон всё-таки не убил её! Но… кто же это говорит за неё? Или – не вышло ли так, что она теперь пленница в собственном теле, что она заперта где-то в недрах мозга?!
Если б она могла, то потрясла бы головой.
Это невероятно, попросту невероятно! Такого не может быть, не бывает!..
Однако же вот было. Было – и всё тут.
«Если это моя голова, – подумалось Ите, – значит, по крайней мере в этом закутке я кое-что могу. Так, попробуем…»
Мысленное усилие – и темнота вокруг обрела объём, запах и форму. Зрение прояснилось. Теперь Ита сидела на старом продавленном топчане, на котором много лет спала в отцовском доме, в каморке напротив лестницы, бывшей, честно-то сказать, просто стенной нишей – отделённой от коридора пыльной плотной портьерой. Над головой Иты висели пучки сухих трав, какая-то одежда и даже плетёная корзинка. Портьера слегка отошла, и именно оттуда, снаружи, и доносились голоса.
Ита вспомнила, как, будучи совсем маленькой девчонкой, играла в разбойницу в засаде, прячась за эту портьеру и стараясь подсмотреть из-за неё как можно больше. Иной раз она видела сцены, вовсе не предназначенные для детских глаз, но когда это её смущало?..
Сейчас, вспомнив детство, она на цыпочках шагнула к щели и осторожно выглянула. Она увидела холл Твердыни – знакомый, она сама его обставляла, сама решала, какой высоты потолок сделать и каким камнем облицевать лестницу – и в то же время успевший измениться.
Теперь он превратился в подобие муравейника: туда и сюда сновали снежные тролли и конструкты, подгоняемые слугами, тащили какие-то грузы и доски; где-то стучали молотки, визжали пилы, орали надсмотрщики. Всё кругом переделывалось и перестраивалось с ужаснувшей Иту скоростью.