Многие маги искали доказательства, теоретические и экспериментальные – но ни одна шахта, даже гномья, и близко не достигала нужных глубин. А вот триста лет назад Орденам это удалось.
Или нет? Ведь не могли же маги Корвуса наложить запрет на эдакое-то открытие! И они ли пробили этот ход? Публий сомневался. Вполне возможно, что ход существовал очень давно – но что Ордена прошли по нему далеко, он уже не верил. Они куда раньше встретили огненную смерть.
Вот только, похоже, ни выяснить это точно, ни кому-то рассказать он уже не успеет.
– Дом великого Гарзонга! – рыкнула Шаарта, похоже, с благоговением. – Мой народ верит, что под землёй живёт самый сильный бог, грозный Гарзонг, к кому мы сходим, окончив земные дни. Здесь его огненные чертоги, здесь он взвешивает души на огромных весах и решает их участь. Достойные, те, кто не нарушил клятв, кто погиб, сражаясь, рождаются вновь, недостойные – гибнут в пламени… А я и помыслить не могла, что живой сойду в его обиталище.
Похоже, орка тоже была потрясена, но совсем по другому поводу.
– Мы глубоко, очень глубоко, Шаарта.
– Почти тысяча моих шагов, хозяин.
Она считала! Ай да орка!.. Нет, определённо жаль, что придётся умереть сейчас – они так много нашли, так много поняли. Но навряд ли сумеют выбраться отсюда живыми. Выхода нет.
– Гляди-ка, что это? Глаза мне не лгут, это та самая змея?
– Посох того крысолюда, хозяин.
Посох – впрочем, окончательно обратившийся в змея – плавал в огненном море, извиваясь, будто самый обычный уж. Разве что этот уж был размером с хорошее бревно – посох впитывал щедро омывавшую его силу и рос на глазах. Вот он размером с бревно, вот – с два бревна, вот – пожалуй, с легендарного Змея-Прародителя, в которого верят змеелюды, обитатели Великих Пустынь. Он плавал недалеко от стены каверны кругами, и, как заметил Публий, сила начинала следовать за ним, образуя пока ещё медленный круговорот.
– Как интересно. – Маг мрачно вглядывался в образующуюся воронку.
Впрочем, ответ на вопрос «зачем» быстро отпал. Воронка расширялась и углублялась, точно прогнивший бок на огненном яблоке. Сила в ней самим движением упорядочивалась и разгоняла себя, переставала бессмысленно полыхать, очищалась, меняла цвет с пылающе-золотого на полупрозрачный, мутно-мерцающий – и воронка росла всё быстрее и быстрее.
Но не будет же он так разгонять всю силу в этой каверне? Это же… тогда весь мир в клочья разнесёт!..
– Он меняет здешнюю магию, Шаарта, но я не понимаю для чего. Однако… это, конечно, невероятно, но у нас появится шанс выбраться, иного я не вижу. Не знаю, для чего Скьёльду понадобился этот змей и эта сила, – сложнейшая магия, между прочим! – но мы их используем.
– Как скажете, хозяин.
– Будь готова ко всему.
Публий прокашлялся – в горло словно засыпали горячий сухой песок. Если он не справится сейчас, к утру следующего дня здесь останутся только две иссохшие мумии – слишком жарко, слишком много горючей магии. Нет, нет, всё получится – разве не бывал он в переделках похлеще этой? Вон и сила, почти чистая, обычная – поднимается вслед за мерно плывущим по кругу чёрным телом, бери и пользуйся. А нам не нужно много, нам только чтобы выбраться…
Каэссениус Маррон вытянул обе руки, словно ученик, которому вчера только сказали, что он маг. Так проще захватывать и удерживать силу в здешнем хаосе и на этой глубине. И впрямь помогло – к кончикам пальцев снизу потянулись две едва видимые дрожащие нити. Из этого, конечно, дворца не построишь и волшебный сад не вырастишь, но постепенно продолбить каменный пласт получится. Если постараться.
Змей плавал и плавал себе по кругу, а Публий Маррон, вновь ощущая себя магом, тянул и тянул, свивал, скручивал вместе тонкие дрожащие нити; меж ладоней его переливался едва заметный вихрь – заготовка для заклятия. Мало пробить камень, нужно ещё как-то выбраться, а левитационные чары в Араллоре не очень-то работали – длинный список магов, разбившихся при испытаниях очередного заклятия, тому пример. Нет, требовалось что-нибудь посущественнее, например лестница. Но её ещё надо суметь выплавить в камне…
Хотя Публию казалось, что в нём не осталось ни капли влаги, на лбу проступил пот. Шаарта сидела, прикрыв глаза и обернув колени чёрным гладким хвостом – то ли дремала, то ли пыталась сама дотянуться до силы. Она ведь тоже кое-что умела, но орки традиционно признавали лишь тяжеловесную волшбу шаманов, действенную в их широтах, а всю прочую магию держали за фокусы и баловство.
Воронка не становилась шире, но углублялась и углублялась, и вскоре превратилась в узкий светящийся шнур, уходящий куда-то в немыслимую глубину; кажется, у этой огненной бездны и впрямь не было дна. Зато сила, копившаяся в воронке, послушна любым заклятиям, она не обратится огнём, не сожжёт мага, вздумай он здесь колдовать.