А чёрные щупальца-потоки уже совсем близко, легко перескочили поверх костяков, растеклись по искрящемуся под солнцем снегу. Мгновенно накрыли золотящуюся, сжавшуюся, но ещё не свернувшуюся окончательно сеть – и Сальвия, всхлипнув, осела на руки магу в глубоком обмороке. А он стоял, не в силах отвести взгляда от неестественной и завораживающей картины: ясное весеннее утро, голубое небо и ручьи непроглядной тьмы, легко бегущие по снегу. Публий не успел даже испугаться, не успел подумать, что сейчас умрёт.
Орка внезапно оказалась рядом. Её лошадь, всхрапывая, неслась прочь, а Шаарта уже стояла впереди всех, и в руках у неё сияли молочно-белым светом два недлинных, чуть изогнутых клинка.
«Стой, девчонка, что ты делаешь!» – Публий едва сумел задавить в себе крик. Она делает то, что должна. То, что ей велели ещё в Арморике.
Маг помнил, что сказал им Скьёльд, вручая этот страшный дар: «Проклятые клинки – для исключительной опасности. Понимаешь меня, орка? Это тебе не просто волшебные мечи. Чары, в них скрытые, могут незаметно выпить твою душу – а потом сожрут тело. Забудешься, станешь слишком часто пускать их в ход – в конце концов от тебя ничего не останется. Не для смертных это оружие, помни всегда».
Оружие именно для такого противника, что накатывался на них сейчас.
Две ослепительные полосы взлетели и опустились на самый шустрый отросток тьмы. Неслышимый визг твари отдался в голове болью, заломило виски, а два Проклятых меча снова взлетели и опустились, и снова, и снова. Каждый раз чёрное щупальце словно исчезало от удара, рассеивалось безо всякого следа, а клинки сияли всё ярче, и вся фигура орки словно окуталась мертвенно-белым ореолом.
Бестия наконец поняла, что впервые за сотни лет получила отпор, отдёрнулась, покатилась назад в руины бурлящим потоком. Шаарта, которая, казалось, выросла, шагнула следом, ещё немного – помчится за ней вдогонку, добивать.
– Стой! – завопил что есть мочи маг. – Бросай мечи!
Она, конечно же, не слышала. А даже если и слышала, сейчас все голоса, даже голос хозяина, должны были казаться ей не громче комариного писка.
Публий осторожно опустил Сальвию на снег. «Надеюсь, об этом неблаговидном поступке она не узнает». Встряхнул онемевшими кистями – заклятие, старое как мир, требовало жеста. Нет, наверное, школяра во всём Араллоре, который бы его не знал: «подсечка», выбивающая любой предмет из рук жертвы. Конечно, не скажешь заранее, чем обернётся резкий разрыв связи между оркой и мечами, но времени нет. Бить надо как можно сильнее – здесь, на Севере, магия повинуется уже не слишком хорошо.
Резкий взмах, пальцы складываются и переплетаются, выбрасывая скрученную заклятием силу. Орка спотыкается, мечи выворачиваются из ладоней, отлетают в стороны со злобным лязгом. Гаснет мертвенно-белое сияние. Шаарта замирает, потом складывается и медленно заваливается на снег.
Публий рванулся к ней, бросив Сальвию приходить в себя в одиночестве.
«Надеюсь, она хотя бы отомстит мне не сразу».
…Казалось, что страх потерять себя остался позади, в невозвратном прошлом, когда она была ещё живой и когда сабли Шаарты ар-Шурран ас-Шаккар наводили ужас и на кланы Огненноглазых, и на гномов, упорно старавшихся закрепиться в богатых шахтах Пасти Дракона. Та воительница умерла; нынешней же, проданной fazeebi, что может повредить?.. Однако хоть Шаарта и не боялась, но после Проклятых клинков она словно онемела и оглохла и порой едва понимала, что ей говорят, только хозяина слышала лучше, и тогда словно просыпалась от тяжкого, навязчивого сна. А он поглядывал на неё с нескрываемой тревогой. Впрочем, времени на то, чтобы тревожиться, у него оставалось не слишком много – его без остатка поглощали приготовления к дальнейшей экспедиции и Сальвия Альта. Чародейка сопровождала его всюду, а в минуты отдыха увлекала в гостиничные комнаты, и Шаарте оставалось лишь благодарить богов, что звуки, доносящиеся оттуда, её не волнуют. Ну, почти.
В обмороке она пролежала не так уж долго, даже сама доехала до Дриг Зиггура верхом, каким-то чудом удержавшись в седле. Если в прошлый раз, в доме у Публия Маррона в Арморике, у неё от клинков онемели только руки, то сейчас онемела душа, а тело сделалось будто деревянное. Голос, нашёптывавший раньше уговоры и посулы, тоже исчез – верно, тот маг с вытатуированными на черепе драконами, Скьёльд, сумел усилить защитные чары. Однако орка не могла отделаться от ощущения чужого присутствия; призрачного голоса больше не было, но его обладатель словно прочно угнездился у неё в голове: безмолвный, внимательный, ждущий.
И избавиться от него было невозможно. Разве что голову разбить.