Северная Ведьма

– Ну да. Я сам-то из Ледяной Твердыни, живу и служу там. Вон, телегу мою небось приметили? Такие только в Твердыне имеются. А чего здесь удивительного-то? Если вы кого встречаете к северу от Стены, это либо орк, либо гном-находник, либо слуга Северной Госпожи. Всем остальным тут делать нечего!

Либо это крайняя наивность, подумал Публий, глядя в честные глаза парня, либо замечательная хитрость. Но в любом случае доверия новоявленному «другу» никакого нет.

Однако Рико и впрямь указал неплохое место для ночёвки, под укрытием крутого склона и в достаточном отдалении от места битвы. К середине ночи лагерь был наконец разбит, дозорные выставлены, сторожевые заклятия с трудом, но налажены – и отряд, измученный всем пережитым, уснул. Некромастер Рико предусмотрительно устроился поодаль со своим страшным грузом – иначе живые кони беспокоились, проводники косились и ворчали.

Орка Шаарта трудилась как проклятая, но больше не проронила ни слова – а у Публия не хватило сил разбираться ещё и с ней.

* * *

…Четвёртая ночь подряд превращалась в пытку, а сегодняшняя обещала стать хуже всех.

Хозяин больше не обращался к ней, не назначил её и в дозор. Шаарта было сунулась к Ичиму, главному над проводниками, однако тот её прогнал – сам разберусь, без тебя. Ичим был зол из-за гибели одного из своих – глупой и напрасной, в самом начале пути. И из-за гибели коня тоже злился. Ичим был родом из Дикого Поля и коней ценил наравне с людьми.

А ещё все проводники роптали из-за «второго некромастера» Рико и его диковинной повозки. «Отродье Ведьмы… не хотим с ним идти… пусть маг его прогонит или убьёт…» Сдерживали их лишь страх перед магами – они видели, как Маррон отбивался от шаманов, – да усталость.

Но орка не могла заставить себя лечь, хотя веки давно слипались от усталости. После того, что было сегодня, после кровавой сечи с Огненноглазыми, после пробуждения Проклятых клинков, страшно было даже думать, что случится с ней во сне. Поэтому она сидела недалеко от походного шатра, где устроились на ночь хозяин и его спутница, и точила сабли – чистые и острые, совершенно не нуждавшиеся в заточке лезвия. Шаарта надеялась, что холод и работа не дадут ей уснуть.

Ш-шурх – брусок легко скользит по сверкающей кромке клинка. Ш-шурх. Ш-шурх, ш-шурх. Ночь перевалила за середину, Старшая луна висит над круглыми спинами безлесых холмов, Меньшая нежится среди звёзд… Когда Шаарта была ещё собой, живой воительницей Клана Тёмного Коршуна, она верила, что лунами движут богини, светлые сёстры Tkhaa и Kkhaa, покровительницы женщин, детей, целительства и острых ножей. Орочьи хозяйки говорили про дом, где ножи всегда заточены, что на нём вышнее благословение… Сами луны и были богинями, вечно догонявшими друг дружку на звёздных лугах. Шаарта ар-Шурран помнила своё маленькое домашнее святилище, где она приносила богиням подношения в виде ягод, цветов и кусочков noodhir, сухого солёного творога. Она просила всегда хранить её клинки чистыми и острыми, а её – здоровой и невредимой, и богини были к ней благосклонны.

А сейчас… Шаарта вздохнула и ещё раз провела бруском, едва касаясь лезвия. С тех пор как она умерла для клана, она ни разу не молилась богам Драконоголовых. Боги её народа отвернулись от неё – все, кроме Гарзонга, ждущего, когда же она наконец сойдёт в его огненные чертоги, как полагается мертвецам. Но сейчас, она чувствовала, ей нужен был кто-то, кто защитил бы и объяснил, как следует поступать, и она во внезапном порыве подняла голову к ярко сияющим лунам.

«Kkhaa, Tkhaa, shoadha orr…» – слова знакомого с детства моления сами пришли на ум.

Богини склонились к ней: старшая Тха глядела строго, младшая – сочувственно. Шаарта ясно видела их лица цвета оленьего молока, мягко сияющие и прекрасные; где-то на краешке сознания занозой сидело ощущение, что что-то в этом не так, но орка гнала его, заворожённая красотой небесных дев. Маленькая Кха протянула ей руку с небес – прозрачную, как лунный луч, и Шаарта, поражаясь лёгкости, которую обрело её тело, шагнула с земли на звёздные пажити.

«Ты нарушила закон, сестра. – Тха неодобрительно покачала головой. Богиня была занята – сбивала масло из молока небесных коров. Кувшин со сливками стоял прямо посреди тёмного неба. – Ты опьянела от крови, и месть твоя многократно превысила их вину. Боги и без того гневались на твоё племя, а теперь разгневались на весь мир…»

Шаарта опустила голову. Почему-то ей очень хотелось оправдываться, как в детстве, и молить о пощаде – нет, не для неё, а для Драконоголовых, ради которых она принесла в жертву саму себя. И… ради одного мага тоже. Она ведь подвела и его. Хотелось рассказать богине, что, кроме убитых подлыми Огненноглазыми племянников и племянниц, был ещё один – тот, с кем они условились принадлежать друг другу до тех пор, пока не придёт пора сойти в огненные подземелья тёмного Гарзонга. Условились, но не успели об этом рассказать никому из близких – стычка с Огненноглазыми случилась на другое же утро, и потому счёты Шаарты к ним были очень, очень высоки.