Шаги во тьме

– Коваль, водки! – заорал с порога гость. – Да достань-ка «белоголовки», я нынче при деньгах! Чего вылупился? Али не узнал?

* * *

Зина сладко потянулась, снова было закуталась в одеяло, отвернувшись от доставшего до подушки через щель в гардинах утреннего света, но тут же резко села на постели и толкнула спящего мужа:

– Костя, подъем! Рождество! – И, спрыгнув с высокой кровати, сперва подскочила к окну, раздвинула шторы, а после прямо босиком вприпрыжку, будто гимназистка младшей ступени, пошлепала в гостиную.

Константин Павлович поморщился от хлынувшего света, зевнул, тоже с хрустом потянулся и проследовал за супругой, предварительно накинув халат и спрятав ноги в домашние туфли. Треф, потревоженный ранним подъемом хозяев, проводил Маршала взглядом из своего угла, но так никуда и не двинулся с нагретой лежанки, снова опустил голову и засопел.

Зина уже сидела под елкой и трясла у уха обвязанный алой лентой сверток, пытаясь по звуку угадать содержимое.

– Что там? Кулон? Ничего не слышу. Значит, не часы. Может, книга?

Но череду ее предположений неожиданно прервал дверной звонок. Константин Павлович взглянул на часы – начало восьмого. Ох, как же он не любил такие ранние визиты. Хуже них только ночные гости.

На пороге стоял Александр Павлович Свиридов, смущенно мнущий в руках шляпу.

– С Рождеством. Прошу прощения, но новости важные.

– К важным новостям в этом доме подают кофе и булочки, – донеслось из гостиной. – Не держи человека на пороге – это и в простой день невежливо, а сегодня уж и подавно.

Пока Свиридов снимал пальто и калоши и поправлял перед зеркалом пробор, Зина умудрилась облачиться в домашнее платье и накрыть в столовой. Запретив мужчинам что-либо обсуждать, Зина быстро приготовила на спиртовке кофе, разлила по чашкам, а после уселась на стул, добавила себе сливок и положила перед собой на тарелку сдобную сайку, всем своим видом показывая, что она не намерена пропускать те самые важности. Александр Павлович вопросительно посмотрел на Маршала, но тот с улыбкой пожал плечами и махнул рукой:

– Чего уж там, рассказывайте. А то мы сейчас снова выслушаем упреки в мужской высокомерности.

Свиридов наклонил голову и решительно отодвинул недопитый кофе.

– Понимаете, какая штука. Мне кажется, что мы не того объявили в розыск. Убитый не может быть Василием Хабановым.

* * *

Карусель утренних необъявленных рождественских визитов набирала обороты: сперва Маршал со Свиридовым подняли с постели доктора Кушнира, но кофия не пили и даже не проходили дальше прихожей, оживленным шепотом что-то там обсудили и продолжили свое путешествие уже втроем, а к девяти утра троица уже сидела в домашнем кабинете Владимира Гавриловича Филиппова.

– Вы понимаете, – вещал возбужденно Александр Павлович, – я полдня ходил с ощущением, что что-то упускаю. Что-то важное я вчера услышал, но после отвлекся на этого чертова писаку и забыл. И знаете, когда вспомнил? Вечером калоши стал обувать – и вспомнил! Нога! Ноги, которые в торбе были, – довольно большого размера. Ступни, я имею в виду. Ведь мне не кажется? Я верно помню? – раз, пожалуй, в десятый обратился он к Маршалу с Кушниром.

– Так что с того, голубчик? Я тоже помню, что там вершков десять стопа, не меньше.

– Именно! Но, по словам Коваля, у Хабанова при его росте был очень маленький размер ноги! Трактирщик так и сказал – бабья нога!

Филиппов потер шершавый после ночи подбородок, растерянно посмотрел на коллег:

– Но где же тогда сам Хабанов?

Маршал со Свиридовым переглянулись, и ответил Константин Павлович:

– А что, если с самого начала все было совершенно наоборот? Что, если это Хабанов убил Лебедя?

– А топор? А торбы? – поднялся из-за стола Владимир Гаврилович.

– Все можно объяснить. С торбами вообще просто – у половины лиговских извозчиков торбы от Франца Лебедя. А топор… Я думаю, что изначально именно Лебедь и хотел поквитаться с Хабановым. Убить или просто попугать – уже не так важно. Поругался с женой, схватил топор и побежал. Но вы же помните, днем Хабанов без труда с ним справился. Топор в руках, конечно, аргумент весомый. Но тут же смотря в каких руках. Возможно, в драке Хабанов Лебедя случайно и убил. А потом, когда понял, что если тело найдут, то в первую голову на него и подумают, решил так избавиться от главной улики.

– Что же он тогда от топора с одеждой не избавился?

– Ну, он же все-таки не криминальный гений. Может, не успел, а может, и пожадничал. В Холмушах про кровь на пиджаке никто бы не спросил.

В повисшей тишине оглушительно громко прозвучал телефонный звонок. Владимир Гаврилович поднял трубку, назвался, помолчал с полминуты и дал отбой.

– Похоже, господа, нам нужно чаще собираться у меня. Это совершенно точно идет на пользу расследованию. Звонил Кунцевич. В Ораниенбауме рыбаки вытащили сетью мужскую голову. В торбе.

* * *

Альбина Ягелло вздрогнула, поморщилась и открыла глаза. Затуманенным взглядом посмотрела на Маршала, на стоящих за его спиной мужчин, вяло оттолкнула склянку с нюхательной солью.

– Значит, это он? – спросил Константин Павлович.

Девушка медленно кивнула.