Шепчущий во тьме

Дневник, который, по-видимому, писался исключительно для освещения изысканий касательно тайн поместья ван дер Хайлей, проводившихся пропавшим мистером Тайпером, графологическая экспертиза признала подлинным. Ближе к концу записи демонстрируют симптомы возраставшего нервного напряжения автора и местами становятся практически неразборчивыми. Жители селения Хоразин, чья неразвитость и молчаливость ставят в тупик всех изучающих регион и его секреты, не признают, что помнят мистера Тайпера, в отличие от других опрометчивых посетителей загадочного дома.

Текст дневника приведен здесь дословно и без комментариев. Читателю предлагается самому сделать вывод о том, как толковать данные записи – и о чем, кроме вероятного умопомешательства автора, они могут свидетельствовать. Следует заметить, однако, что генеалогические свидетельства подтверждают предположение покойного мистера Тайпера относительно имени Эдриан Слейт

.

ДНЕВНИК

17 апреля 1908 года

Прибыл на место около шести вечера, едва успев до начала грозы. Весь путь от Аттики пришлось проделать пешком, поскольку никто не согласился одолжить мне лошадь или упряжку, а машину водить я не умею. Здесь, на месте, все гораздо ужаснее, чем я ожидал, и грядущее страшит меня, хотя разгадать эту тайну хочется нестерпимо. Вскоре наступит ночь – я имею в виду Вальпургиеву ночь, шабаш ведьм, – а после того случая в Уэльсе я знаю, чего мне ждать. Что бы ни произошло, я не дрогну. Мои действия всегда направляло одно смутное, не до конца осознаваемое стремление: всю жизнь я посвятил разгадыванию жутких мистических тайн. Сюда я явился именно за этим и теперь готов к любым, даже самым роковым поворотам судьбы.

Когда я добрался до места, уже совсем стемнело, но до полного захода солнца было еще далеко. Впервые в жизни видел столь плотные и тяжелые грозовые тучи; не полыхай время от времени молния, я бы непременно сбился с дороги. Ближайшая деревушка оставила тяжелое впечатление – тамошние жители по умственному развитию близки к идиотам: один из них ни с того ни с сего поприветствовал меня, будто старого знакомого. Ландшафт практически неразличим в густых сумерках; буроватая растительность обильно покрывает небольшую болотистую долину, окруженную чахлыми деревцами со зловеще изогнутыми голыми ветками. За деревней виден мрачный холм, на его вершине кольцом установлены огромные валуны; в центре кольца возвышается осколок скалы. Несомненно, это и есть то самое чудовищное доисторическое сооружение, о котором упоминал В., когда я беседовал с ним в Н. во время эсбата[39].

Дом огромен, окружен со всех сторон парком, заросшим странного вида шиповником, – мне с трудом удалось продраться сквозь его заросли. Моему взору открылось невероятно старое и ветхое строение – в первое мгновение я даже хотел было повернуть обратно и не входить в него вовсе. Архитектура фасада вызывает болезненное отвращение; удивительно, как до сих пор эта громада не распалась на части. Дом деревянный; хотя первоначальные очертания погребены под более поздними наслоениями флигелей, пристроенных в разные годы, думаю, что основу сооружения составляет старинный колониальный особняк в чисто английском стиле. Возможно, предпочтение дерева камню объясняется стесненностью в средствах, хотя, если мне не изменяет память, жена Дирка ван дер Хайля происходила из зажиточного Салема – отец ее, Аваддон Кори, пользовался в тех краях дурной славой. У дома я заметил небольшое крыльцо с навесом и поспешил укрыться там до того, как разразилась буря. Ураган был жутчайший: кругом не видать ни зги, ливень как из ведра, гром и молнии такие, словно настал конец света, а ветер трепал мой плащ так, словно отрастил когти.

Так как входная дверь оказалась незаперта, я включил электрический фонарик и вошел внутрь. Пыль толстым слоем укрывала пол и мебель, запах – как в заплесневелой гробнице. Сразу за дверью начинается просторная прихожая; справа, закругляясь, уходит вверх лестница. Я пробрался наверх и расположился в комнате, выходившей окнами на фасад здания. Она полностью меблирована, хотя почти все убранство изъедено жучком. Я делаю эти записи в восемь вечера, после холодного ужина, приготовленного на скорую руку из моих походных запасов. Впредь провизию мне будут доставлять жители деревни, но пока они отказываются подходить ближе полуразрушенных парковых ворот. Возникает ощущение, что я здесь уже был, – довольно неприятное, поскорее бы от него отделаться…

Позже