Шепчущий во тьме

Теперь я уверен, что здесь незримо присутствует кто-то еще, хотя в пыли остаются только мои собственные следы. Вчера вырубил проем в зарослях шиповника, чтобы быстрее добираться до ворот парка, где жители деревни оставляют мне провиант, – а сегодня утром все заросло опять. Это очень странно, тем более что в шиповнике только начинают бродить весенние соки. Вновь тревожит ощущение, что рядом находится нечто гигантское, едва умещающееся в доме, причем оно здесь явно не одно. Теперь я знаю, что третье заклинание Акло – его я вычитал вчера в книге с чердака – делает этих существ видимыми и осязаемыми. Будущее покажет, решусь ли я на подобную материализацию. Риск слишком велик.

Ночью в темных углах комнат и коридоров стал замечать тенеобразные лики, фигуры – они настолько отвратительны и отталкивающи, что не решаюсь их даже описать. Здесь, безусловно, есть какая-то связь с той огромной рукой, которая пыталась столкнуть меня с лестницы позапрошлой ночью. Или всё это – проделки разыгравшегося воображения? То, что я ищу, будет иметь совсем иной вид… Я вновь видел руку – то одну, то вместе с другой ей подобной – и твердо решил не обращать внимания на эти и прочие фантомы.

Сегодня сразу после полудня впервые обследовал подвал. Спускаться пришлось по стремянке, найденной в кладовой: деревянная лестница, ведущая вниз, вся сгнила. Подвал сплошь покрыт азотистыми отложениями, а от всего, что хранилось там, остались только пригоршни праха. В дальнем конце есть узкий ход – он, видимо, расположен под северным крылом, там, где я набрел на запертую комнатку; ход заканчивается массивной кирпичной стеной с железной дверью. И стена, и дверь свидетельствуют о наличии дополнительных подземных помещений и, судя по некоторым признакам, относятся к восемнадцатому веку; они – ровесники самых последних по времени пристроек, сделанных, безусловно, еще до Революции[41]. Замо́к, думаю, старше всех прочих металлических деталей; на нем оттиснуты некие символы, расшифровать которые я не могу.

В. ничего не говорил об этом погребе, а между тем он внушает большее беспокойство, чем всё увиденное прежде, ибо всякий раз, когда я приближаюсь к нему, чья-то неодолимая воля заставляет меня прислушиваться.

За все время моего пребывания в этом зловещем доме здесь ни разу еще не раздавалось никаких посторонних звуков. Покидая подвал, я сильно пожалел об отсутствии нормальной лестницы – подъем по приставной казался мучительно медленным. Спускаться в этот погреб больше не хочется, но меня так и подмывает сходить туда ночью 

– если, конечно, я намерен узнать то, ради чего, собственно, и приехал в эти места.

20 апреля

Я испытал глубочайший ужас – и понял, что это еще не предел. Ночью мною вновь овладело искушение, и в самый глухой час я вновь спустился, захватив с собой фонарик, в этот адский погреб и осторожно пробрался между грудами трухи к страшной кирпичной стене и запертой двери. Стараясь ступать как можно тише и воздерживаясь от спасительных заклинаний, я с безумным напряжением вслушивался в окружавшую темноту.

Наконец моего слуха достигли звуки, исходившие из-за железной двери: глухие удары и бормотание, словно гигантская ночная тварь ворочалась внутри. Затем – жуткий шорох, как если бы огромная змея волочила тело по каменному полу. Парализованный страхом, я глядел на массивный ржавый замок и на загадочные чуждые иероглифы, выгравированные на нем. Расшифровать эти знаки я не мог; нечто смутно монгольское в характере их начертания намекало на кощунственную и неописуемую древность. Порой мне начинало казаться, что они разгораются зеленоватым сиянием.

Я повернулся, собираясь бежать, и тут увидел перед собой титанические черные лапы – их огромные когти словно вытягивались на глазах; чем дольше я на них смотрел, тем более материальными они казались. Они тянулись ко мне из зловещей темноты погреба, а за ними смутно виднелись чешуйчатые запястья, и растущая злобная воля направляла их ужасные нашаривающие движения. Затем я услышал позади новую очередь приглушенных ударов, которые, казалось, эхом отскакивали от невидимых стен – будто гром вдалеке. Движимый этим еще бо́льшим страхом, я направился к темным лапам со своим фонариком – и увидел, как они растворились, отступив перед полной силой электрического луча. Я помчался вверх по лестнице, зажав фонарик в зубах; только в своем «штабе» на верхних этажах я почувствовал себя в относительной безопасности.