Шепчущий во тьме

Чувствую, что в доме присутствует нечто, и не в единственном числе. Одно из этих существ явно относится ко мне враждебно – это какая-то злая воля, которая стремится во что бы то ни стало взять надо мною верх. Но я ни на миг не должен уступать – надо собрать все силы и сопротивляться. Тварь отвратительна и исполнена зла, и она, безусловно, имеет нечеловеческую природу. Вероятно, ее направляют темные силы, замкнутые вне Земли, в пространствах вне времени и вселенной. Она довлеет надо мной как башня, как могучий колосс, подтверждая все сказанное в текстах Акло. Явственно ощущая непомерность ее размеров, я не могу понять, каким образом столь гигантское тело вмещается в комнаты обычного дома… впрочем, видимой глазом массы как таковой не существует. О настоящем возрасте этой твари боюсь даже строить догадки.

18 апреля

Ночью почти не спал. В три часа пополуночи по всей округе поднялся странный ветер – сперва тихий и как бы вкрадчивый, он усиливался до тех пор, пока дом не стал сотрясаться, словно во время тайфуна. Я спустился проверить дверь, и тут темнота стала в буквальном смысле осязаемой. Не успел я встать на первую ступень, как меня что-то сильно толкнуло сзади, – ветер, скажет скептик, однако могу поклясться: обернувшись, я увидел смутные очертания гигантской черной лапы. Я устоял на ногах, благополучно спустился вниз и запер на тяжелый засов опасно разболтавшуюся дверь.

Собирался отложить осмотр дома до рассвета, но теперь уж не мог заснуть и, гонимый одновременно страхом и любопытством, решил не тянуть. Вооружившись ярким фонарем, пробрался в большую гостиную на южной стороне дома, где, как я полагал, расположена фамильная галерея. Так оно и оказалось – об этом говорил В.; об этом же, похоже, я узнал еще раньше из какого-то другого незапамятного источника. Некоторые портреты до того почернели, покрылись плесенью и запылились, что на них ничего или почти ничего нельзя разобрать; но на портретах, сохранившихся в чуть лучшем состоянии, я отчетливо увидел лица членов отвратительного семейного клана ван дер Хайлей; некоторые из них кажутся смутно знакомыми, но кому именно

они принадлежат, я так и не вспомнил.

Яснее прочих проступала жуткая физиономия Йориса – дьявольского отродья, которое в 1773 году произвела на свет младшая дочь самого Дирка. Вполне узнавались зеленые глаза и полузмеиные черты. Каждый раз, когда я выключал фонарик, лицо будто светилось в темноте, и мне даже показалось, что оно испускает слабую зеленоватую ауру само по себе. Чем дольше я смотрел, тем более зловещий эффект оно производило, и вскоре я предпочел отвернуться – а ну как привидится, что портрет подмигивает мне или что-то еще похуже!

Но тот, к кому я оборотился, оказался еще хуже. Длинное, суровое лицо, маленькие, близко посаженные глаза и свиноподобные черты сразу определили его, пускай художник и стремился придать ему как можно более пристойный вид. Вот кого В. поминал не иначе как полушепотом! Когда я в ужасе уставился на него, мне показалось, что в глазах этого беса засверкали красноватые огоньки, а фон портрета на миг сменился странным, инаковым пейзажем, где под грязно-желтым небом раскинулась торфянистая пустошь, лишенная какой бы то ни было растительности, кроме чахлого терновника. Опасаясь за свой рассудок, я опрометью кинулся из проклятой галереи наверх, в очищенный от пыли угол, где обустроил свою временную резиденцию.

Позже

Решил обследовать при свете дня некоторые пристройки. Заблудиться я не боялся, ибо мои следы были четко видны в глубокой, по щиколотку, пыли, а при необходимости можно было найти и другие ориентиры. Странно, но я легко и быстро запомнил все хитросплетения флигелей и коридоров. Прошел до конца длинного вытянутого северного крыла дома и уткнулся в запертую дверь; поднатужившись, открыл ее. За ней оказалась крохотная комнатка, забитая мебелью; обшивка стен там сильно изъедена червями. За гнилым деревянным покрытием внешней стены я узрел черное пространство и узкий потайной ход, ведущий вниз, в черные подполы. Это крутой наклонный тоннель или спуск, без перил и ступеней, – спуск абсолютно неизвестного назначения. Над камином я увидел потемневшую от времени и сырости картину; при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это портрет девушки в платье конца восемнадцатого века. Лицо отличается классической красотой, но выражение до того коварное и исступленное… второго такого не доводилось мне видеть! Не просто алчность или жестокость отразились в нем – из изящных влекущих черт, как из-под маски, проглядывает нечто глубинно отталкивающее, выходящее за рамки людского понимания. Я всматривался в портрет, и мне казалось, будто художник – или же медленный процесс плесневения и порчи – придал кипенно-белому лику гнусно-зеленый оттенок и прорисовал на коже едва уловимые следы ихтиоза[40]

.

Позже я поднялся на чердак, где нашел несколько сундуков со странными книгами – многие из них выглядят совершенно чужеродно (это касается и букв, и самих книг как таковых).

19 апреля