Шепчущий во тьме

Лавкрафт написал этот рассказ в двадцать семь лет (в 1918 г.), находясь под впечатлением от творчества Эдгара По, в частности от «Падения дома Ашеров», а также от легенд об Арденском лесе и европейском Шварцвальде. Английская готическая литература часто описывает «поляны фейри» и «зачарованные леса», и в данной истории Лавкрафт уверенно следует ее канонам, вплетая троп о феях, совращающих юношу, в классическую канву истории о «нехорошем захоронении». Известно, что в религии Древнего Египта был популярен обряд, когда человек спал в склепе или крипте, чтобы в состоянии сна отправиться в мир духов и повстречаться с усопшими, а также повидать могущественных демонов или даже богов. Сюжет произведения содержит многие детали из древнеегипетского мифа о жреце Хонсуемхебе и беспокойном духе, который требовал восстановления своей разрушенной гробницы.

Ньярлатхотеп

Ньярлатхотеп – Крадущийся Хаос… Я – последний, и я изреку в чуткую пустоту…

Не помню точно, когда это началось – несколько месяцев тому назад, кажется. Всеобщая напряженность достигла ужасных высот. К череде политических и социальных потрясений добавилось странное, мрачное предчувствие ужасающей физической опасности; опасности широко распространенной и всеобъемлющей, такой, какую можно представить только в самых диких ночных фантазиях. Я помню, что люди ходили с бледными и встревоженными лицами и шептали остережения и пророчества, которые никто не осмеливался сознательно повторить или признать услышанными. Над нашим миром гнетуще довлело чувство непомерной вины, и из межзвездных бездн на него обрушивались холодные потоки, от коих люди на неосвещенных пустырях обращались в дрожь. Времена года отреклись от привычной очередности – осень дышала адской жарой, и все мы чувствовали, что мир – а может статься, и вся Вселенная – переходит из-под контроля известных богов или сил в руки богов или сил абсолютно неизведанных.

И именно тогда Ньярлатхотеп покинул Египет. Кто он такой, никто не мог сказать, но в нем текла древняя первобытная кровь, и обликом он был подобен фараону египетскому. Только завидев его фигуру, феллахи безотчетно падали ниц. Он утверждал, что восстал сквозь тьму двадцати семи веков и что слуху его открыты пульсации космоса и послания иномирных далей. В наиболее пресыщенные цивилизацией земли направил свои стопы Ньярлатхотеп, смуглый, стройный и зловещий. Он приобретал плоды наук, детища стекла и металла, дабы объединением их сотворить еще более причудливый инструментарий; он вообще много и охотно говорил о науках

– об электрофизике, психологии – и устраивал показы мощи своей, заставлявшие зрителей лишаться дара речи и приумножавшие его славу безмерно. Передавая славу Ньярлатхотепа из уст в уста и советуя другим увидеть его своими глазами, люди безотчетно трепетали – ведь там, куда прибывал Ньярлатхотеп, покоя больше не было. Ранние часы оглашались перепуганными воплями вовлеченных в кошмар сновидцев; никогда дотоле истошный крик не был столь значимой общественной проблемой. Ныне же верховоды почти жалели, что не могут запретить сон в предрассветные часы, дабы вопли городов не взвивались до самой луны, бледной и жалостливой, чье сияние мерцало на зеленых водах, скользящих под мостами, и старых шпилях, рушащихся на фоне болезненного неба.

Я помню, как Ньярлатхотеп навестил и мой город – великий, древний, ужасный город бесчисленных преступлений. Мои друзья рассказывали мне о нем, о том, как увлекательны и заманчивы его откровения, и я сгорал от нетерпения познать его таинства. Говорили, будто то, на что способен был тот египтянин, впечатляло превыше самых лихорадочных моих фантазий. Проецируемое им на экраны в темных залах сулило такое будущее, о котором никто, кроме Ньярлатхотепа, не отваживался пророчествовать, и искристый ореол пророка изымал у зрителей то, что доселе никем изъято не было, что находило отражение лишь в глазах людских. И я повсюду слышал намеки, что тем, кто знаком стал с Ньярлатхотепом, открылись зрелища, недоступные для всех прочих.

Стояла жаркая осень, и я в беспокойном людском потоке шел узреть Ньярлатхотепа – сквозь духоту ночи, ввысь по бесконечной лестнице, в тесную залу. И на затененном экране увидел я фигуры в капюшонах среди руин и желтые злые лица, выглядывавшие из-за павших обелисков. Увидел я, как мир борется с тьмою; с волнами разрушения, что возникали в недрах космоса и омывали тускнеющее, остывающее солнце, разбиваясь о рифы планет. И вдруг – искры, мириады искр зловещими нимбами повисли над головами зрителей, и волосы у всех встали дыбом; и тени, неописуемо гротескные тени, простерлись над человеческой толпой.