– Больше места, Вилли, больше места, да поскорее! Ты растешь быстро, а тот – второй – еще быстрее! Скоро, скоро
Не подлежало сомнению, что старик окончательно обезумел. Помолчав немного, козодои опять подстроили свой грай под переменившийся ритм дыхания, пока отголоски с гор все звенели вдали. Глава семейства добавил:
– Корми его регулярно, Вилли, и следи за количеством; но шибко расти в этом месте не давай, потому что, ежели он разнесет комнатушки или сбежит до того, как ты откроешься для Йог-Сотота, все кончено будет, все прахом пойдет… Только те, кто извне, могут заставить, чтобы он дело делал да всходы давал… только Древние, что вернуться сюда хотят…
Он опять захрипел, закряхтел, и Лавиния ахнула, услыхав, какой дикий гомон подняли козодои. Прошел час, прежде чем старик затих навсегда, глотнув воздуха в последний раз. Доктор Хоутон закрыл старшему Уэйтли глаза, и ночные птицы понемногу умолкли. Лавиния рыдала, а ее сын лишь посмеивался в усы да прислушивался к голосу гор – он-то стихать совсем не собирался.
– Не достали они его, – пробасил Вильбур.
К тому времени он уже сделался специалистом поистине потрясающей эрудиции – правда, в весьма конкретной области. В поселке знали, что Вильбур ведет переписку со многими держателями полузабытых сельских библиотек, где еще сохранились экземпляры редких и запрещенных книг старинных времен. Его все сильнее и сильнее ненавидели и боялись в Данвиче, подозревая, что именно он в ответе за исчезновение нескольких молодых людей в округе. Но Вильбур всегда мог припугнуть чересчур дотошных или купить их молчание за старинные монеты из семейных запасов – такие же, как те, которыми дед, а теперь и он сам, расплачивался за купленный скот. На вид Вильбур уже был зрелым, пожившим мужчиной, солидно вымахавшим, но, кажется, продолжавшим расти. В 1925 году из Мискатоникского университета к Вильбуру приехал один из научных корреспондентов. Гость покинул Данвич бледным и озадаченным; рост Вильбура достиг тогда двух с небольшим метров.
К своей матери, ступившей на грань безумия, этот странный отпрыск рода Уэйтли относился с нараставшим презрением и в конце концов запретил ей ходить с ним в горы в канун мая и День Всех Святых. В 1926-м бедная женщина призналась Мэйми Бишоп, что боится своего чада.
– Я много знаю о нем такого, чего не могу тебе выдать, Мэйми, – сказала она. – Но и мне известно не всё. Присягаю как перед Богом: уж теперь-то я не ведаю ни мыслей его, ни планов…
В 1926 году голоса гор звучали громче, сноп огня на вершине Дозорного Холма взвивался выше, а крики козодоев в одну из полуночей слились в издевательский хохот такой силы, что его слышали по всей округе. Только на рассвете, угомонившись, птицы стаей двинулись к югу, хотя по сезону должны были отбыть в ту сторону еще с месяц назад. Причина этой задержки и адской ночной какофонии выяснилась позже, когда заметили, что бедная Лавиния Уэйтли, уродливая женщина-альбиноска, больше не появляется на людях.
Летом 1927 года Вильбур починил два сарая во дворе фермы и начал переносить в них свои книги и вещи. Вскоре после этого Эрл Сойер доложил бездельникам у магазинчика Осборна, что на ферме Уэйтли продолжаются строительные работы. Вильбур зашпаклевал все двери и окна на первом этаже и, похоже, взялся за снос тех оставшихся перекрытий в доме, с какими дед не успел разделаться четырьмя годами ранее. Жил Вильбур теперь в одном из сараев, и Сойеру показалось, что выглядит новый глава семьи необычно удрученным и даже как будто испуганным. Данвичцы подозревали, что ему-то хорошо известно, куда пропала матушка, и теперь редко кто осмеливался подойти близко к дому Уэйтли. Ростом верзила давно побил отметку в двести десять сантиметров и все равно день ото дня лишь прибавлял.
Следующей зимой произошел случай не менее странный: первый выезд Вильбура за пределы Данвича. Обращения в библиотеку Уайденера, парижскую «Насьональ», музей Британии, Университет Буэнос-Айреса и репозиторий Мискатоникского университета в Аркхеме не помогли ему найти нужное издание, и тогда мужчина отправился за ним сам – в поношенной одежке, неопрятный, заросший бородой, со странным сельским выговором – в Мискатоник как наиболее близкий географический пункт. Этот темный дремучий сатир (его рост к тому времени почти достигал двух с половиной метров), с новым дешевым чемоданом из магазинчика Осборна, однажды заявился в Аркхем в поисках старого тома, хранившегося в сейфе в университетском книгохранилище. Вильбур искал «Некрономикон» – труд безумного араба Абдуллы Аль-Хазреда в переводе Оле Ворма на латынь, изданный в Испании в семнадцатом веке. В чемодане у него лежал свой, безумно ценный, но не в полной сохранности экземпляр англоязычной версии доктора Ди[31]
.