Откровения романтически настроенного Шарля вызвали у Алисы противоречивые чувства. Общество традиционно отторгало белых ворон, тех, кто не вписывался в поведенческие рамки большинства, отвергало и клеймило позором. Алиса поймала себя на мысли, что если бы Шарль не был таким зверем, то ей было бы жаль его, слабого человека с покалеченной судьбой. Ведь он не что иное, как продукт гонений пресловутого большинства. Озлобившийся, несчастный человек с исковерканной психикой. С другой стороны, далеко не все белые вороны становятся убийцами, отнюдь. Воспитанной в пуританской морали мамы-педагога Алисе, выслушивать интимные подробности нетрадиционной ориентации Шарля было тяжело, но она сдерживалась, прилежно играя роль сочувствующей. Главное, чтобы чудовище поскорее заснуло и оставило ее в покое. Но Герье не собирался спать, наоборот, он заметно оживился и, приподнявшись, уселся на матрасе, с живым интересом разглядывая Алису. Он смотрел на нее удивленно, точно видел впервые. В пустых почти без ресниц глазах засветилось что-то похожее на восхищение. Но восхищение грязное, нехорошее. Эти мутные глазки были хорошо знакомы Алисе, за время работы в клубе она привыкла к сальным взглядам мужчин и не считала их оскорбительными. Сейчас, однако, ей сделалось не по себе. От маньяка-психопата можно было ожидать чего угодно, и Алиса инстинктивно вжалась в стену. Герье впился в ее лицо белесыми глазами, взгляд его отяжелел, дыхание сделалось прерывистым, он протянул руку и дотронулся до Алисиной коленки. Девушка вздрогнула и крепко стиснула зубы, чтобы не закричать, она догадалась о его намерениях и запаниковала. Пристегнутая наручниками к батарее, голодная и измотанная, она полностью находилась в его власти.
– А ты красива, – тоненько мяукнул Шарль-Ингрид, не сводя с нее животного взгляда. От охватившего желания голос его завибрировал, и акцент усилился, у него вышло: «Крассыффа».
Мелко трясясь всем телом, Алиса брякнула наручниками, умоляюще прижав руки к груди. Она жалобно мычала, силясь сказать, что не боится смерти, и пусть лучше он убьет ее сейчас, только избавит от позора, но не могла проронить ни слова. Где-то вычитанное утверждение, что насильника больше всего возбуждает ужас жертвы, всплыло в памяти, и Алиса изо всех сил пыталась взять себя в руки.
– У меня там все в порядке, не сомневайся, – Шарль-Ингрид встал на колени и недвусмысленно коснулся паха, – потом торопливо срывающимися пальцами принялся расстегивать штаны. – У меня давно н-не б-б-было женщины, – заикаясь бормотал он, не отрывая от полумертвой Алисы голодного взгляда.
Видя, что мучитель настроен решительно, Алиса прибегла к последнему средству – она медленно закатила глаза и повисла на цепях наручников. Симуляция потери сознания вышла у нее правдоподобной, она и впрямь находилась в предобморочном состоянии, и стоило Шарлю дотронуться до ее груди, как она почувствовала сильнейший приступ дурноты, в голове бешено завертелась черно-золотая карусель, и, девушка обмякла, ударившись о металлическое ребро батареи. Голова со спутанными рыжими волосами бессильно свесилась вниз, она действительно потеряла сознание.
Раздосадованный Герье одним прыжком подскочил к девушке, но видя, что жертва не подает признаков жизни, взбешенно пнул безжизненное тело и сквозь зубы выругался:
– Вырубилась, п-падла. Ишь, принцесса! В борделе толпу за ночь обслуживала, а тут нэ-э-эрвы, видите ли, – ярился он.
Распаленный желанием, он рывком распахнул окно, хлынувшая в комнату, ночная свежесть отрезвила его, и, не глядя, на висящее на батарее тело, маньяк процедил:
– К черту! К черту! Выспаться надо.
Сколько прошло времени Алиса не знала, очнувшись, почувствовала пронизывающий холод. Герье не закрыл окно, и теперь она дрожала от холода. Маньяк, как обычно, спал на матрасе, стены серпентария сотрясались от храпа, постепенно нараставшего, достигавшего апогея и после долгой паузы (во время которой дыхания мучителя не было слышно, и ей начинало казаться, что он задохнулся), внезапно вырывался мощный прерывистый рык, и все повторялось.
– Удавила бы гада, – с ненавистью прошептала девушка.
Сон не шел, Алиса все думала, думала…
Глава четырнадцатая
Около половины шестого, когда лиловый рассвет, осторожно вползающий в спящий дом, будто раздумывает, стоит ли будить его обитателей, Алиса, просидевшая всю ночь истуканом, настороженно наблюдала за пробуждением Герье. Заслышавший назойливое жужжание наручных часов поддонок, подскочил на постели и принялся озираться вокруг. Удостоверившись, что пленница на месте, вяло ткнул пальцем в кнопку будильника и зевнул, потом прошлепал в ванную, где долго плескался и фыркал. Спустя полчаса он появился на пороге мрачный и угрюмый, молча отстегнул ее от радиатора и тычком в спину приказал идти в туалет. Он делал это только второй раз за тридцать шесть часов, которые она провела в заключении, и Алиса старалась пить только, когда было совсем невмоготу. Водворив ее на место, он вышел и вернулся с ворохом тряпья.