Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости

Филипп: Максим, вы делаете так много всего: преподаете, переводите тексты, издаете рукописи, выступаете с открытыми лекциями, ведете подкасты и пишете книги. Не говоря уже о том, что вы воспитываете четверых детей. Вы, наверное, чувствуете себя очень успешным человеком?

Максим: Смотря что считать успехом. Дело в том, что слово «успех» связано с глаголом «успевать». И вот это мне как раз трудно дается. Я нахожу свое дело очень важным и счастлив, что оно движется. Вместе с тем я понимаю, что есть проекты, которые для этого дела были бы существенны, а я не успеваю их завершить и чувствую, что не вытягиваю. Взять хотя бы эту книгу, которую читатель держит в руках. Мы делали ее так долго, и, конечно, сейчас, когда она издана, я считаю ее нашим успехом. Но пока книга была в работе, я много раз находил себя в упадническом настроении, мне казалось, что я упускаю что-то важное, потому что не успеваю вовремя внести правки, расставить сноски и так далее.

Филипп: Наверное, у каждого человека временами возникает это чувство. Но про это мы уже поговорили в главе про выгорание. А сейчас мне хочется спросить именно про успех. Размышляли ли сирийские мудрецы об этой категории?

Максим: Одно из самых частых слов в тексте сирийских мистиков – это слово кашшира (kaššīrā), которое означает «успешный». И еще есть сирийский глагол эцталлах (ʔeṣṭallaḥ

) с тем же значением. Люди, уходившие в монастыри, зачастую были из богатых семей, они имели массу карьерных возможностей в Аббасидском халифате, и, конечно, им были доступны разнообразные удовольствия. Но они отрекались от рутины этого мира и, если хотите, от потенциальной успешности, чтобы обрести внутреннюю свободу. Конечно, они могли испытывать при этом некоторые сомнения – их подробно описывает Иосиф Хаззайа в «Послании о трех степенях монашеского жительства»[133].

Филипп: Мы с вами говорим о людях, которые во многом определили движение богословской мысли и вообще христианской культуры. В разных христианских традициях мы находим разный взгляд на успех. В протестантизме тот, кто успешен в мирских делах, становится ближе к Богу. А православие совсем иначе на это смотрит – если совсем утрировать, его девизом можно назвать фразу «блаженны нищие».

Максим: Вот вы сейчас привели фразу из Евангелия от Луки[134], а у евангелиста Матфея есть продолжение:

«блаженны нищие духом»[135]. То есть в одном случае Иисус имеет в виду людей социально обездоленных и страждущих и возвещает наступление скорого конца света, после которого вся ситуация изменится. А евангелист Матфей изречение Иисуса адаптировал для своей общины (кстати, некоторые исследователи предполагают, что эта община находилась в Сирии, на западе региона, о котором мы сейчас говорим). Матфей придает заповеди Христа духовное измерение, а не буквальное, материальное. Словом «дух» он создает сложную для интерпретации фразу, потому что не вполне ясно с первого раза, кто такие нищие духом. Часто их относят к тем людям, которые не присваивают себе свои успехи и дарования (будь то сфера духовной жизни или материальной), не считают их своей заслугой, не зацикливаются на них и смотрят вперед. Кроме того, Матфей убирает продолжение «напротив, горе вам, богатые» и «горе вам, смеющиеся ныне»[136]

и создает идеал, которому мог следовать любой человек, независимо от своего имущественного положения.

Филипп: В таком случае возникает вопрос: сами сирийские мистики, решившие буквально следовать Нагорной проповеди, стремились к успеху? Пусть не материальному, но, например, когда они писали свои сочинения, они хотели, чтобы их прочли другие люди?

Максим: Помните, мы иронизировали насчет исихастов – безмолвников, которые написали тома о своем безмолвии? Они не могли не писать, но часто просили не показывать их тексты широкому кругу читателей. Скажем, Иоанн Дальятский писал свои «Беседы» только для одного человека, родного брата, и не предполагал, что их будет читать кто-то еще, – это следует из послесловия, написанного самим братом.

Филипп: У меня тоже есть история про брата и успех. Лет десять тому назад я со своими братьями вел программу на телеканале «Дождь»[137]. В какой-то момент эта программа стала популярной – нас начали узнавать на улицах. Однажды я сел в такси, и таксист, уже когда я доехал до редакции, говорит: «Да не надо ничего платить – я тебя узнал. Спасибо тебе за твою работу, Тихон, ты лучший». В этот момент я почувствовал всю тщету сущего. «Меня зовут Филипп, Тихон – мой бра-а-а-ат», – хотел я прокричать таксисту, но он уже умчался в свою таксичную даль.